— Все дело в том, что нам не выжить в том мире, каким они хотят его видеть, а они не могут существовать в нашем. Мы вроде как меняемся на этой планете, и сейчас наша очередь, а они хотят, чтобы пришел их черед. Вот и все.
— А. — Тир внимательно посмотрел на Сферу, на серебристые и алые линии на полу и на дымящиеся благовония. — Ингольд их убьет?
— У нас будут большие проблемы, если он этого не сделает, малыш.
...К вечеру по винтовой лестнице, где раньше ходила Брикотис, спустилась Минальда, утомленная, бледная и страдающая, но зато с роскошной прической, которая делала ее старше и выше ростом. В руках у нее была глиняная миска и кувшин с водой. Руди тотчас отомкнул вход в Сферу, бросился к ней навстречу и пододвинул стул.
— Как ты думаешь, ты не смог бы придти завтра утром на заседание Совета и вновь устроить этот свой фокус с молниями? — спросила она, усаживаясь и дрожащими от усталости руками протягивая Руди тарелку. — Сегодня, когда Баррелстейв опять завел свою трескотню, я мечтала только об этом.
Руди засмеялся, поднимая крышку с блюда.
— Ну и ну! Горошек и тушеное мясо! Все, что я люблю. — Он почувствовал, что умирает от голода. «А скоро это может произойти в действительности, — невольно подумал он, вытаскивая из кармана костяную ложку. — Но лучше не будем об этом...» — И чего они хотят?
— Сами не знают.
Альда вздохнула. Тонкими пальцами она вдруг поправила изысканную прическу, а затем вдруг вытащила золотые шпильки, встряхнула головой, и волосы свободно рассыпались по плечам.
— Они хотят, чтобы их заверили, мол, все будет в порядке... Хотя, вслух этого, конечно, никогда не скажут.
Она вздрогнула, когда в наступившем молчании вновь послышались безумные завывания мутантов, а затем прошептала:
— Неужто мы ничего не сможем поделать? Я только что оттуда. Ты слышал, как они колотят по дверям: они же ломают себе кости, они ничего не ели со вчерашнего вечера, а теперь — никто и не осмелится дать им ни еды, ни питья.
— Боюсь, мы тут бессильны. — Руди подошел ближе и взял Минальду за руки. — А что говорят люди?
— Они напуганы.
— Черт возьми. — Он опустился на колени, прижимаясь к Альде. — Я и сам напуган до предела.
Она обняла его за плечи, и на миг Руди ощутил неземной покой и тепло в этих объятиях.
— Ты не можешь бояться, — внезапно заговорил Тир, которого мать также притянула к себе. — Ты ведь маг.
— Хочешь, верь, хочешь, нет, малыш, — пробормотал Руди, — но именно это пугает меня больше всего остального. Если... — Он вдруг выпрямился, к чему-то прислушиваясь. — Что это?
Альда покачала головой.
— Я не...
Руди вскинул руку, затем вскочил и распахнул дверь. Откуда-то издалека, подобно завываниям ветра, подобно визгу ледяной бури доносился странный звук.
Крик.
Джил проснулась от холода. Что-то ползло у нее по ноге. Она потянулась, но тут же отдернула руку, — габугу размером с кошку отпрянул от нее и поковылял прочь на хитиновых лапах. Ингольд стиснул ее пальцы.
К горлу подкатила тошнота.
— Похоже, сейчас моя очередь?
— Прошу прощения. — Она осознала, что речь ее звучит хрипло, замедленно, почти невнятно, но повторять не стала. Она уже не помнила, что хотела сказать.
Комнату заполнял непроницаемый белый туман, неподвижный, как сама смерть. Голубоватое мерцание вокруг угасло, и лишь тусклый магический свет, горевший над головой Ингольда, слегка разгонял мрак. Габугу подползали к людям и тут же уползали прочь, стуча когтями по льду, сделавшемуся скользким под действием согревающих чар.
Судя по тому, как туман клубился, не проникая сквозь незримую грань, Джил догадалась, что защитный кокон содержал в себе и собственную атмосферу, иначе, учитывая уровень двуокиси углерода в воздухе, они бы уже давно погибли.
Оба мага сейчас казались похожи, как братья. В кои-то веки вид у Бектиса был не возмущенный или раздраженный, а просто смертельно усталый. Он помог Ингольду подняться на ноги, а тот, в свою очередь, поднял Джил.
— Пойдем, — негромко сказал ей маг. — Ты должна это увидеть.
Он тяжело опирался на посох, но все же подвел Джил к краю колодца.
Сжиженный полузамерзший кислород исчез, оставались лишь сгустки дыма, курящиеся из черного жерла вулкана. Мать Зимы лежала на уступе полусотней футов ниже; дальше черная расселина уводила в самые недра земли.
Огромная желеобразная туша не сохранила никаких следов борьбы, сопротивления и ярости. Древоподобная голова безвольно свисала, окутанная длинной гривой синих водорослей, фосфоресцирующих в магическом свете. Похожий на хлыст спиралевидный хвост свисал, теряясь в бездонной тьме. В тех местах, где плоть натягивалась, словно мокрая парусина на хитиновом хребте, Джил видела очертания миллионов и миллионов яиц внутри, — словно черные грозди под полупрозрачной кожей.
— Она прекрасна, — внезапно сказала Джил, сама не зная, почему. Но странным образом в этих словах была своя правда. Мать Зимы... сердце давно исчезнувшего мира.
Ингольд был прав. Она, похоже, умерла во сне много веков назад.
— Вот это? — Бектис явно пришел в себя. Голос его походил на сердитое лягушачье кваканье. — Что ж, каждому свое. Век бы ее не видеть...
— Да, — пробормотал Ингольд, уводя Джил прочь. — Я был уверен, что ты скажешь именно так.
Опираясь на руку своей спутницы, он нагнулся, поднимая меч, лежавший среди стремительно разлагающихся черных останков созданий, чьим Долгом на протяжении эонов было любой ценой сохранять Мать Зимы в живых в ожидании того дня, когда мир вновь станет прежним. Но Джил знала, что мир никогда не возвращается к былому, ни для кого из нас.
Сержант Куш, лейтенант Пра-Сиа и Баклажан встретили их во внешнем зале усыпальницы. Они кашляли и сыпали проклятиями, а факелы едва горели из-за зловонного газа, вытекавшего из недр горы.
— Не подходите ближе, — велел им Ингольд, пробираясь к выходу по колено в сланче мимо изваяния Слепого Короля и его терпеливого мудрого пса. Резким жестом он смахнул волосы, падавшие на глаза. — Похоже, все габугу ушли?
— Ушли? — Куш то ли засмеялся, то ли задохнулся от возмущения. — Слабо сказано, дружище! Они не просто ушли, а смылись, испарились, слиняли...
Все вместе они двинулись наружу. Во время битвы с ледяными магами мутанты вовсю атаковали усыпальницу, и теперь их трупы валялись повсюду на ступенях. Лишь пара дуиков еще оставались в живых, — те, что почти не успели измениться, — но и их участь была незавидна. Все они лежали на камнях, и кровь текла у них из пасти, — это постепенно разлагался сланч, проникший в их плоть. Глядя на них, Ингольд невольно содрогнулся от жалости и отвращения.
