– Доходное должно быть дельце… – ошарашено сказал я.
Впервые видел перед собой человека, для которого мучительство – просто ежедневное ремесло. Семейное дело. Гхажшур любил пытать, но это всё же не было его повседневным, обыденным занятием.
– Для семьи – чрезвычайно, – печально усмехнулся Чёрный. – Особенно для её главы. Для меня, как одного из младших сыновей, – не очень. И стать главой семьи я, увы, не смогу. Слишком много у меня старших братьев. По правде сказать, лечить людей мне нравится намного больше, чем пытать. Я нахожу это занятие более приличным для достойного человека.
– А Вы ещё и лечить умеете? – изумлению моему не было предела.
– Разумеется, – для Чёрного в этом не было ничего удивительного. – Когда с младых ногтей учишься тому, как устроен человек, научаешься не только причинять ему боль, но лечить тоже. Видите ли, когда человек умирает от пытки, в нашем деле это считается плохой работой. Некачественной. Поэтому лекарские навыки в нашем деле тоже необходимы. Я умею лечить раны, переломы и многие из болезней, что встречаются среди узников королевских подвалов. Кстати, в вороте Вашей рубахи я заметил шрам. Можно взглянуть?
– Можно, – я распахнул ворот пошире.
– Орочий роспуск на ленты, – с одного взгляда определил Чёрный. – Грубая работа, без выдумки, пытуемый всегда умирает. Но если он не нужен Вам живым, то способ не хуже всякого другого. Я вижу, Вы побывали в изрядной переделке. Вам повезло, что выжили. Кстати, кто Вас штопал? Некрасивая работа, я бы этому портному заплату не доверил на штаны ставить.
– Орки, – ответил я, искоса взглянув на Гхажша. – Они пытали, они и зашивали.
– Да? – изумился Чёрный. – Шрам выглядит нестарым. Когда Вам вынули нитки?
– Мне их не вынимали, – пожал я плечами. – Сами куда-то делись.
– Эти нитки делают из жил новорождённых котят, – вмешался в разговор Гхажш. – Они сами рассасываются, в походе удобно, зашил и забыл.
– Очень похоже на орков, – кивнул Чёрный. – Ради своего удобства замучить ни в чём не повинное животное. Кстати, как твоя рана?
– Никак, – пожал плечами Гхажш. – Ем и пью, что хочу, не беспокоит.
– Да-а, – мечтательно протянул старший пыточный палач Его Величества Великого Короля Элессара, – тогда я вытащил тебя из-за края смерти. Думаю, никто больше не может похвастаться тем же.
– Есть ещё один парень, – сказал Гхажш. – Как-нибудь познакомлю. Я всё хочу спросить. Почему встреча здесь? Почему не в Минас-Тирите? Я сильно удивился, когда мне передали.
– Палачи Короля там, где сам Король, – пожал плечами палач, желающий стать лекарем. – С начала лета здесь сидим. Что-то большое затевается. Я здешних обломов учу ремеслу, а то они способны замучить пленного до смерти и так ничего и не узнать.
– А что затевается? – Гхажш даже и не скрывал своего любопытства.
– Не знаю. Пленным, что идут через нас, задают один и тот же вопрос: о расположении колодцев за Пепельными горами. Думаю, что наши составляют карту. Похоже, решили лишить мордорское орочьё воды. Только, по-моему, это пустое дело.
– Может, и нет, – задумчиво ответил Гхажш.
В тот вечер мы ещё долго сидели в «Глухом кабане». Ушёл палач в чёрном. Подходили какие-то другие люди, иногда самого зловещего вида, «квакали» о чём-то с Гхажшем, уходили, а мы всё сидели, наливались отвратным пивом, и всё задумчивее становился мой товарищ.
Когда за решетчатым оконцем исчезли последние признаки света, Гхажш поднялся из-за стола. «Сгинь, паскуда», – сказал он подскочившему к нам густо накрашенному существу непонятного пола, и мы, качаясь, вышли на улицу.
– Прости, малыш, хотел проводить тебя в Минас-Тирит, но времени уже нет. Мы, наверное, уже опоздали. Сейчас доведу тебя до постоялого двора, куплю тебе пони, и прощай.
– Я с тобой, Гхажш, – ответил я ему. – Я передумал. Я с тобой.
– Да? – до сих пор меня потрясает его способность принимать любые события как должное, без удивления. – Больше у тебя не будет возможности передумать.
– Я с тобой.
– Ну что ж. Пойдём. Сейчас у нас начинается весёлое время. Время опасностей и возможностей. Как жизнь на лезвии – можешь добежать от острия до рукояти, а можешь и поскользнуться.
Я кивнул. Время понеслось вскачь.
Я кивнул, и время понеслось вскачь.
Крепость мы покинули в ту же ночь. Ворота её на ночь запираются, но оказалось, что «квакающее» братство, кое в чём посильнее стражи короля Элессара. Нас вывели через потайную калитку в стене. Через протоку Андуина мы переправились сами, вплавь, не рискнув идти на левый берег по охраняемому стражей мосту.
Потом мы загнали двух коней. Их Гхажш купил тем же вечером на постоялом дворе крепости. Кони больше подходили для упряжи, чем под седло, но выбирать нам не приходилось, да и торговаться Гхажш не стал. Сёдел тоже не нашлось. А садиться без седла на зверя высотой в холке выше меня, пусть даже и не роханского, я испугался. Так и поскакали, вдвоём на одном коне без седла, охлябь, подгоняя несчастную скотинку уколами ножа в круп. Второго коня сначала держали в поводу, а когда первый рухнул, то пришла и его очередь. Коняга, видя, как другая бьётся на земле в агонии, в крови и пене, не пожелала себе такой участи и попыталась сопротивляться, но Гхажш был безжалостен.
К закату мы уже сами бежали к Пепельным горам, оставив на поживу воронам второй конский труп. Заодно я узнал, что это значит – «долго бежать», и сколько можно съесть «зелёного мёда» за один раз, чтобы это тебя не убило. У урр-уу-гхай странное понимание слова «долго», это означает «очень быстро, без обычных привалов и на такое расстояние, на которое нужно».
К моему собственному удивлению, оказалось, что в выносливости я Гхажшу не уступаю. Скорее, превосхожу. В ловкости лазания по скалам тоже.
Мне и самому сейчас это кажется невероятным, но к исходу третьих суток мы были уже на восточном склоне Пепельных гор, и перед нами расстилалась Чёрная пустыня. Мордор.
Чёрная пустыня получила своё название во времена, когда Роковая гора[36] ещё не спала, и небо над ней постоянно было затянуто тучами дыма и пепла. В этих, почти ночных сумерках, пустыня и, впрямь, должна была казаться чёрной. Но, на самом деле, Мордор – пустыня серая. Здесь очень лёгкие серые почвы, и малейший ветерок метёт над землёй клубы серой пыли, всё вокруг засыпано этой серой мягкой порошей. Стоит чуть вспотеть, и лицо и волосы покрываются ломкой коркой грязи. Здесь невозможно поесть или попить, чтобы не проглотить заодно полфунта, или больше, этой ненавистной пылюги. Ртом лучше не дышать. Лучше его совсем не открывать, если нет особой повязки-пыльника.
