Афина кивает. Кивок у нее резкий – вверх-вниз. Потом говорит:
– Будет кровь. Менелай не смирится с тем, что племянник занял микенский трон, так легко, как ты, может быть, предполагаешь. Он пятьдесят лет копил обиды на брата и на всех родичей брата. А Троя только усилила его властолюбие.
– Ты будешь противодействовать ему, если он решит воцариться в Микенах? – спрашиваю я, и она тут же качает головой.
– Я не могу растрачивать свое влияние, по крайней мере сейчас, пока Одиссей все еще пребывает на острове Калипсо. К тому же за Менелаем уже давно стоит Арес, а двум богам войны нехорошо сталкиваться напрямую. Когда для юного Ореста наступят последствия – а они наступят, – будь готова к этому.
Я недовольно хмурюсь, но не отвечаю. Брат шлет мне вести из подземного мира: «Эринии, эринии, я слышу шорох их крыльев!» – восклицает он, но пока мне не до этого. Сейчас я не могу этим заниматься.
Краем глаза я вижу движение, чувствую, как меняется воздух, густеет, будто при виде какой-то власти и мощи сама земля задержала дыхание. Афина надевает шлем, и ее лицо меняется, плечи становится шире, руки – сильнее. Она поднимает свое копье и разминает шею. Она указывает концом копья на морской горизонт, и воздух гудит и волнуется вокруг острия. Я смотрю, куда она показывает, и вижу три корабля, которые скользят по горизонту, неся иллирийские паруса и греческих воинов, и направляются под серебряным светом луны к Итаке.
Глава 49
Под полной луной подходят разбойники.
Они примерно представляют, куда плыть, им сообщили вестники, ждавшие на пути в гаванях восточного побережья, но, как и раньше, они держат путь на огонь, который зажигает для них на утесе Минта. Он машет горящим факелом, глядя на море, и через некоторое время корабли отвечают, повернув носы к темному берегу.
Во дворце Одиссея орут женихи, льется рекой вино, на кон ставятся, проигрываются и выигрываются большие мечты и мелкая собственность. Меланта уворачивается от руки мужчины, который хочет схватить ее за подол. Автоноя бренчит на лире. Пенелопа смотрит в никуда, будто грезит наяву. Андремон сидит чуть поодаль, наблюдает, по лицу бродит улыбка, которую он не в силах скрыть.
Храм Артемиды тих, двери заперты. Сегодня вечером в этом святилище не будет возлияний.
Лес вокруг пустой, костры потушены. Стволы деревьев в дырках и трещинах от сотни воткнувшихся в них стрел. Земля изрыта ногами, плясавшими смертельный танец. Звери скрылись в ночи, убоявшись такого количества женщин, но сейчас воздух недвижим, и мелкие твари возвращаются, обнюхивая странные следы, которые оставили люди.
Дом Семелы пуст. В нем будто и не было никакой гостьи.
В Фенере воронам надоело рыться в костях и пепле.
А под полной луной идут морем разбойники, держа курс на свет факела Минты; в лунном свете поблескивает оружие.
Они спокойно высаживаются на берег.
Корабли втаскивают на песок, и с берега убегают прочь несколько коз.
Чайка ссорится с соседкой, которая пытается отобрать у нее хорошее место, они щелкают клювами и негромко шуршат перьями на ветру.
Здесь мало хуторов и поселений, нигде не горят огни. Только факел Минты сияет на берегу. Налетчики – воины, которые когда-то сражались под Троей и теперь не умеют ничего, кроме кровопролития, – спрыгивают со своих кораблей в пену волн, выходят на сушу. Некоторые обнимают Минту, называют его братом, другом. Другие снимают с кораблей веревки и ящики, пустые, готовые принять сокровища. Пока они похожи не на воинов, а на жадных купцов, что пришли украсть добро у бедняка. Минта жестом показывает вглубь темного острова. Мужчины выстраиваются за ним в цепочку, около дюжины остаются на берегу охранять корабли.
Они пробираются через колючки и темные камни Итаки, и над их головами ухает сова.
Они стараются не зажигать слишком много огня, не разносить свет факела Минты слишком далеко по тонкой нитке растянувшихся по тропинке воинов, но тропа заросла, она неровная, и одному воину кажется, что он наступил на змею – она зашипела и уползла; другому – что он слышит вой волков. Колючки цепляются за поножи и голые лодыжки. Те, которые идут последними, подворачивают ноги, наступая в выбоины. То и дело я, кажется, вижу фигуру Артемиды, носящуюся во мраке рядом с ними, и земля дыбится от ее прикосновения. В лунном свете, обнаженная и занятая своим привычным делом, она прекрасна. Никто не может с таким проворством и изяществом носиться по охотничьим тропкам, с такой звездной легкостью плясать в полночных тенях. Во всем ее теле написана непреложная, природная сила, никем не дарованная ей, ни бессмертным, ни человеком, и в ее дикой улыбке я вижу невинность. И вот ее снова нет, лишь тень в уголке глаза, испуганное подпрыгивание и шуршание в колонне: «Ты видел? Ты слышал, там кто-то пробежал?» – «Нет, ничего, только кричит сова и шуршат на ветру листья, вот и все».
– Ух-ух, – добавляет Афина, летая над ними кругами. – Ух-ух-ух.
Воины сбиваются поближе друг к другу, вероятно даже не замечая того. Они вместе спали, плечо к плечу, на шершавой палубе в море. Они спали вместе и раньше, под стенами Трои, и некоторые, связанные клятвой побратимства, целовали шрамы на коже другого, пили кровь и соль с нее, клялись, что будут жить и умрут как одно целое, что нет связи сильнее, чем их братство. Теперь они чувствуют, как на них наваливается тьма, и она не должна быть тяжелее, чем хмурые дозоры у кораблей рядом с Троей, и все же – все же – в этой ночи есть что-то от тайны, от обмана и раздора, от женских хитростей, подвластных мне.
Луна еще не слишком сильно склонилась к горизонту, когда воины добираются до заросшей колючками тропинки, ведущей к пещере, и смотрят вниз, обнажив мечи, приготовив копья. В отверстии пещеры, из которой Автоноя на глазах соглядатаев выносила тяжелый мешок, горит факел – но стражников, которые должны охранять ее, не видно. Воины обмениваются взглядами, вопрошая, почему их нет, – но что с того? Тех должно было быть всего двое, а это воины, уничтожившие так называемое ополчение Итаки – мальчиков в одеянии мужчин – и не встретившие сопротивления. Сокровища острова уже принадлежат им, нужно просто пойти и забрать их.
Они приближаются медленно и осторожно. Они выжили во многих битвах и знают: даже когда все кажется простым, стоит соблюдать осторожность, чтобы сохранить себе жизнь. Не видя никакого признака опасности, большинство заходит внутрь, втаскивая сундуки для сокровищ. Восемь человек остаются снаружи. Они-то и становятся первыми трупами этой ночи.
Их поражают стрелы; не все попадают в цель. Женщины учились владеть луками больше, чем другим оружием, но сегодня первый раз, когда они стреляют в людей, и в
