Я мог сдаться.
Просто закрой глаза, открой их снова, как заключенный, но это будет легче, чем пытаться драться. Чем пытаться вызвать конфликт с самым могущественным человеком, все еще живущим во всем мире.
Я взглянул на Екатерину, задаваясь вопросом, слушает ли она все еще мои мысли, но она никак не отреагировала. Возможно, моего истощения было достаточно, чтобы помутить их, или, возможно, она решила, что продолжать бессмысленно.
На самом деле она, казалось, полностью меня игнорировала. Она двинулась вперед, к ящику с последними выжившими из нашей команды, и я понял, что время для отдыха и размышлений истекло.
Я был единственным, кто мог встать между ней и ними. Независимо от того, насколько я устал, я знал, что никогда не смогу жить с самим собой, если буду стоять и смотреть, как умирает еще больше друзей, хотя бы не пытаясь их спасти.
— Не надо, — сказал я сухим голосом.
Я протянул руку, и сила легко потекла, растекаясь сплошной стеной между ней и моими друзьями, заполняя весь коридор.
Она с сожалением покачала головой.
— Дитрий, ты же знаешь, что это меня не остановит.
— А как же честь? У вас еще осталось что-нибудь из этого?
Она пожала плечами.
— Немного, пожалуй. Но я тебе ничего не должна.
— Должны!
Она нахмурилась и, не отвечая, двинулась к стене розовато-фиолетового света.
— Ты мне должна, — сказал я громче.
Я неуверенно поднялся на ноги, но протянул руку, указывающую на нее.
— Вы бросили мне вызов. И все же мы здесь, оба все еще несем свет!
Она медленно повернулась, качая головой.
— Что с тобой случилось? Я знаю, это не то, чего ты хочешь. Ты слишком мягкосердечен, чтобы хотеть убить меня из-за моей силы. Знакомый это сделал? Подтолкнул тебя к крестовому походу, выходящему за пределы твоих возможностей, в какой-то отчаянной и ошибочной попытке остановить меня?
— Мне не нужно, чтобы собеседник говорил мне, что то, что ты делаешь, неправильно. Вы должны быть остановлены. Неужели ты не видишь, что зашел слишком далеко?
— Когда-то нас было десять человек, — сказала вместо этого Екатерина отстраненным голосом. — Десять семей тайно поклялись искать истину. Сотни лет мы собирали крохи знаний, а сведущие на каждом шагу крадут наш дух и убивают огонь нашей мечты всякий раз, когда они могут найти нас. Теперь я все, что осталось. Мой наследник мертв, мой муж дестабилизирован, а вы и ваши друзья наделали достаточно шума, чтобы рано или поздно «собеседник» пришел и за мной. Время секретности закончилось. Мы должны быть готовы противостоять им силой за силой, а времени катастрофически мало.
— Вот о чем это? Вы хотите быть достаточно сильной, чтобы бороться? Это безумие…
— Ты больше не беспристрастный наблюдатель, Дитрий. Я видел, как твой разум кружится вокруг истины, ускользая от ее краев, потому что для тебя она больше не существует. Я могу это использовать. — она протянула руки, — Я освобождаю тебя от нашей дуэли. Мне больше не нужен твой свет, ты можешь оставить его себе.
— Но я не отпускаю тебя. Твой свет конфискован, украден кровью, недостойно. Астаз мог принять дуэль, которая привела к его гибели, но эти люди? Сколько из них находится под законным соглашением? Я точно знаю, что вы не имеете права на власть ни одного из моих друзей.
— Ты едва выжил передо мной, когда я могла использовать только свою собственную силу, да и то благодаря вмешательству этого дурака с Зорей. Ты хочешь сразиться со мной сейчас?
Я покачал головой.
— Нет. У меня нет желания драться. Но вы должны быть остановлены. И я не вижу вокруг никого, кто хотел бы попробовать.
— Или ты можешь присоединиться ко мне. Было бы так красиво и иронично, если бы вы были нашим первым успехом. Можете ли вы представить, что простолюдин становится первым настоящим призматиком за многие столетия?
— Нет такой вещи, как призматик, — сказал я инстинктивно.
— И эта вера имеет такой большой потенциал, потому что у вас есть такие прекрасно удобные слепые зоны. Вы можете различить форму вещей по пустым местам, оставшимся после его отсутствия. Отойди. Помоги мне. Ни один из нас не хочет больше смерти сегодня.
Я колебался, лишенный всякой праведной ярости.
«Такой уставший…»
— Ты оставишь моих друзей в покое?
— В любом случае они оба несовместимы, я сомневаюсь, что они когда-нибудь стабилизируются. Делай с ними, что хочешь.
Мое сердце сжалось, и я чуть не упал, вдруг пошатнувшись. Я протянул руку, чтобы опереться о стену. Я знал, что это возможно, но все равно было больно это знать.
Я сглотнул и надавил.
— И… И ты должна остановиться.
— Я не могу. Я так близка к разгадке… Вы не представляете, сколько труда было вложено в формулы, которые привели нас сюда. Еще один раунд, два, и я получу ключ.
Она подошла ближе, все еще приветливо раскинув руки.
Я почувствовал слабый резонанс. Притяжение к ней, очень слабое. Почти незаметно.
Я позволил своему взгляду скользнуть по ее мантии в поисках источника рывка. У нее были тонкие карманы по бокам, многие из которых были комковатыми из-за украденных силовых камней, которые она всегда носила с собой, но один особенно казался заметно больше.
Арн. Резонанс был тот же, я знал, что он должен быть. Я нахмурился. Она бы этого не сделала. Конечно.
Она проследила за моим взглядом с легким удивлением и вынула камень. Он был значительно больше, чем обычные, со слабо видимыми слоями разных цветов, как полупрозрачная жеода.
— Вы зарезали собственного сына, как будто он был всего лишь еще одним неудачным экспериментом? — недоверчиво спросил я. — Я думал, что весь смысл этого в том, чтобы защитить вашу семью. Для вас больше нет ничего святого? Никто не имеет значения? Жизнь, порядочность, человечность?
— Есть вещи поважнее, — тихо сказала она, — Когда это будет сделано, когда мир будет спасен от вмешательства тех, кто думает, что заслуживает управлять нашей судьбой, тогда я буду оплакивать то, что я сделал, и тех, кем пришлось пожертвовать, чтобы это осуществить. Но до тех пор нет времени для колебаний.
Она держала гладкий овал обеими руками, глядя на него с далекой грустью, затем медленно вдохнула и снова повернулась ко мне.
— Чувствуете его резонанс?
Я кивнул.
— Интересно. Вы должны быть очень совместимы…
Мы долго стояли, колеблясь, не зная, что сказать. На краю моих мыслей начал дразнить отчаянный план.
— Можно мне? — спросил я, затем отвернулся.
Было так неправильно просить силы мальчика, которого я помог убить. Кого я так отчаянно хотел спасти, вплоть до того момента, когда это действительно имело значение.
— У вас нет причин заботиться об этих людях, — сказал Екатерина вместо ответа, — Вы знаете, что они эгоистичные, высокомерные, никчемные существа, слишком мелкие, чтобы даже видеть реальность. Ты мог бы стать достойным наследником.
Я посмотрел вверх. Она все еще бережно держала камень в руках, задумчиво склонив голову набок.
Я сделал шаг вперед, нерешительно.
Екатерина поднял глаза, встретился со мной взглядом и кивнул.
— Если ты пообещаешь свою помощь, что прекратишь попытки сорвать мои планы, тогда да. Ты можешь взять силу моего сына себе и встать на мою сторону.
Что было еще одной ложью поверх всех остальных, которые я накопил? Я был не так наивен, как она думала, и не так невинен.
И если я что-то и умел делать, так это сочинять истории.
— Обещаю, — сказал я, переходя на напыщенный тон самоуверенного аристократа. — Но я должен настаивать на том, чтобы мы воздерживались от причинения большего вреда, чем это абсолютно необходимо. И когда мы будем править миром, будет несколько достойных простолюдинов, которых мы поднимем, чтобы они присоединились к нам.
Екатерина радостно рассмеялся.
На мгновение я замер, испугавшись, что сказал что-то не то.
— Ой, да вы честолюбивы. Я вижу, что выбрала правильно. Но нет. Вы можете править, если хотите. Это шаг далеко за пределы моего желания. Пока вы помогаете мне в достижении моих скромных целей, я не буду стоять на вашем пути, когда вы стремитесь превзойти меня.
