– Какой кошмар, – покачал головой лорд-казначей и надушенным платком заслонился от гостя.
Что ответил Кормак, Кайя не слышал.
Его накрыло-таки волной. Алой. Ослепляюще яркой, которой не случалось прежде. Огонь внутри требовал выхода, и Кайя спрыгнул с помоста.
Толпа отпрянула.
Чуяла. И Кайя готов был ударить. Пусть кто-то… не важно кто, пусть лишь шелохнется. Подумает даже шелохнуться.
– Ваших рук дело? – сухо поинтересовался Магнус.
– Нет, – лорд-канцлер рванул роскошный воротник из брабантского кружева, – я не самоубийца.
Кайя шел, с трудом, но еще удерживая сознание. И не желая удержаться.
Его невесту при въезде в его же город закидали дерьмом? Неужели и вправду думали, что это сойдет с рук? Предали. Он верил людям, а его предали. Крысы.
И как с крысами следует поступить? Отпустить волну. Пусть катится по площади, по узким городским улочкам, до берега и дальше. Хватит всем. Один удар страха, и первые ряды дрогнут, отпрянут с единственной мыслью – спастись. А задние будут напирать.
Случится давка.
Добавить ярости, и люди обезумеют. У многих с собой ножи. Сойдут и камни. Палки. Зубы тоже. Алое безумие – хороший подарок на испорченную свадьбу.
Нельзя. Не сейчас. Изольда может пострадать.
Она сидела прямо, глядя поверх конской головы и, казалось, не замечая ничего и никого. Урфин и Сержант держали щиты, верхние края которых почти смыкались над головой Изольды.
И сами щиты, и плащи, и доспехи были покрыты темной смердящей жижей.
– Она цела, – сказал Урфин и, уронив-таки щит, схватился за плечо.
Сколько он его нес? Долго. И на чистом упрямстве. Спасибо Кайя потом скажет, когда сумеет говорить. Если сумеет. Он снял Изольду с седла.
Легкая. Невесомая почти. И хрупкая.
Как можно было с ней так обойтись?
– Нет, Кайя. – Теплые пальцы коснулись щек. – Не надо. Я не знаю, что ты хочешь сделать, но не надо. Пожалуйста.
Иза гладила щеки, нос, лоб, стирая ярость, словно грязь. А Кайя только и думал о том, чтобы не уронить. Не потерять.
Не обезуметь.
Воздержание не проходит бесследно. У одних появляются прыщи, у других – законы об охране нравственности.{59}
Размышления о жизни дядюшки Магнуса
Я прекрасно осознавала, что если заслон прорвут, то смерть моя будет быстра и довольно мучительна. Что Гнев увязнет, а со мной, скорее всего, погибнут Урфин и Сержант: два рыцаря – слишком мало, чтобы сдержать толпу. Стража предпочтет слиться с людским потоком, нежели ему противостоять…
Благородные дамы благоразумно отстали…
И, скорее всего, мы не дойдем.
Но мы шли. Я сидела, глядя перед собой, желая и ослепнуть, и оглохнуть, а лучше – оказаться в уютном подземелье и никогда больше его не покидать. Наступившая вдруг тишина оглушила.
Кайя шел. Один.
Ни брони.
Ни оружия.
Но то, что его окружало… я видела это – черное и алое, смешавшееся в безумной связи огня и ветра. Воздух вязкий. Сердце метрономом отсчитывает время. Люди пятятся, медленно-медленно. И слышу плач, от которого становится не по себе.
– Останови его, – шепчет Урфин прежде, чем уронить щит.
И Сержант свой отбросил. Я только сейчас сообразила, насколько им было тяжело.
Остановить?
Иначе случится, как на той картине. Город сломанных домов, и люди в огне. Нельзя, чтобы это, чем бы оно ни было, сорвалось с поводка.
Кайя себе не простит.
И мне тоже.
Он сгреб меня в охапку, сдавив так, что еще немного и кости затрещат. Взгляд совершенно безумный. Что мне делать? Только и могу просить.
Я и просила, надеясь, что буду услышана.
– Пожалуйста… – Я уткнулась в раскаленную шею, понимая, что вот-вот – и зареву от бессилия.
– Не надо, – бормочет Кайя. – Я уже… нормальный.
Вижу. Темнота отступает и красное тоже. Он зол, но злость эта обыкновенная, человеческая. И глобальные разрушения отменяются.
– Ты сильно меня испугалась?
– Тебя – нет. За тебя – да.
И за себя тоже. Не потому, что Кайя причинит мне вред, но просто… я вряд ли смогу без него.
– Ты еще не передумала выходить за меня? – Кайя слегка ослабил хватку, наверное, поняв, что сбегать я не собираюсь, да и желающих оскорбить нашу светлость в присутствии их светлости не наблюдается. И в чем-то я понимаю: близость войны как-то резко градус благоразумия поднимает.
– Нет, если ты сам…
Он мотнул головой и повернулся к Урфину:
– Приведите себя в порядок. Вы, леди…
Только сейчас я заметила полную женщину в простом сиреневом платье. Точнее, когда-то оно было сиреневым, но ныне представляло собой весьма печальное зрелище. И женщина была бледна, напугана, но держалась прямо.
– Как вас зовут?
– Леди Арианна Броккенвуд. – Она присела в реверансе.
– Тайрон Броккенвуд – ваш супруг?
– Да, ваша светлость.
– Очень достойный рыцарь. И верный вассал. – Кайя сказал это для меня, но женщина зарделась. Ее пальцы нервно терзали грязное кружево, но лишь это теперь выдавало испытываемое ею волнение. – Леди Арианна, я умоляю вас принять мои извинения по поводу сего происшествия…
Его слышали все. И толпа, вновь было ожившая, попятилась от оцепления. Впрочем, оцепление попятилось тоже, как понимаю, на всякий случай. Улица сразу стала шире.
– …обстоятельства которого будут расследованы. И позволить мне хоть как-то загладить свою вину…
…разве ты виноват?
…я хозяин. Я несу ответственность.
– Вы… вы не виноваты, ваша светлость.
Вот! И я о том же. Но их светлость определенно не настроен на возражения.
– …Север помнит песни.
Кайя понял, что именно она хотела сказать, а вот я в очередной раз ощутила себя чужой.
– Урфин, пожалуйста, проводи леди Арианну в…
– Мы во дворе остановились, – подсказала она, розовея. – У ворот. Я… я сама найду дорогу.
Ну уж нет, от моего заботливого супруга так просто не уйдешь. Да и согласна я с тем, что негоже бросать леди Арианну на произвол судьбы. Урфин с Кайя переглянулись, и Урфин едва заметно кивнул: мол, все будет в лучшем виде.
– Думаю, в моих апартаментах вашей семье будет куда комфортней. – Урфин подал руку и подвел бедную женщину к коню. – Там тепло. Просторно. И вид из окна хороший.
– Но… это неудобно!
– Ой, поверьте, очень даже удобно, поскольку в отличие от их светлости я ценю комфорт. У меня даже кресла мягкие имеются. И еще надо найти вам платье, достойное столь прекрасной дамы…
