— Да? Гм… Хорошо.
— Нет! — начала было Скульд, но Хьервард уже подал меч Вёггу, а тот успел взять его в руки.
— Теперь подари мне свою верность, — сказал Хьёрвард.
— Да, мой господин, — ответил Вёгг твердо. — Вот она.
Он вздохнул и глубоко всадил клинок в грудь конунга. Мгновение Хьервард недоуменно глядел на поток своей крови. Потом он замертво рухнул о помоста и, несколько раз перевернувшись, растянулся на земле.
Скульд пронзительно закричала. Дружинники с ревом обнажили мечи. Вёгг шагнул им навстречу. И пока они убивали его, было слышно, как он смеется и выкрикивает имя Хрольфа Жердинки.
2
Через кручи Кеельских гор, по диким лесам и крестьянским пашням, быстрее любого скакуна спешил Лось-Фроди, и люди невольно вздрагивали, едва завидев вдали его огромный, странный силуэт. Ни снежные заносы, ни бураны, не могли остановить его. Он пускал в дело свой короткий меч, если ему требовалась пища, и, глотая куски на бегу, продолжал свой путь, отдыхая редко и недолго. Через несколько дней он достиг усадьбы конунга Тори Собачьей Лапы в Западном Гаутланде.
Стражники-копьеносцы, увидев ужасное существо, скакавшее галопом прямо на них, подняли на него копья. Фроди остановился и заревел, призывая брата. Конунг вышел к нему.
— Бьярки мертв. Кровь заполнила след, который я оставил, чтобы иметь вести о нем, — сказал Фроди.
Перед тем как ответить, Тори застыл на мгновение, глядя в зимнее небо.
— В это время года мне потребуются недели, чтобы собрать воинов и отомстить за него. Тем временем мы можем послать за вестями.
Одного из своих людей они направили в Упсалу.
Королева Ирса, прослышав о прибытии гонца, приняла его как дорогого гостя, и рассказала все, что знала о падении конунга Хрольфа.
— Назначай место и время, — пообещала она, — и моя дружина будет там ждать вас. — Она задумалась на мгновение, сжимая и разжимая пальцы, которые время сделало узловатыми, и наконец кивнула. — Да, мой Хрольф прожил еще меньше лет, чем мой Хельги, хотя и многое успел. В роду Скъёльдунгов не было долгожителей. Они желали слишком многого.
Дружины собрались на границе Сконе. В пути многие датские отряды присоединялись к ним. Правление королевы Скульд было жестоким и бездарным, и многие хотели покончить с ним.
Единственное, чего не осмелилась сделать новая владычица — это запретить народу похоронить конунга Хрольфа. Над проливом Каттегат, который он охранял для своих подданных, люди вытащили на берег ладью и уложили в нее Хрольфа. При нем был его меч Скофнунг, рядом — его воины, также вооруженные и богато одетые, а вокруг были сложены сокровища. На этом месте был воздвигнут огромный курган в память о Хрольфе и его дружине. Когда зажгли высокие костры и женщины пронзительно заголосили, вожди стали друг за другом обходить могилу по несколько раз, медленно ударяя мечами о щиты. Этим погребальным звоном они прощались со своим конунгом — господином добрых времен и счастливой судьбы Дании.
Королева Скульд не могла рассчитывать на их помощь. Ей было не на кого опереться, кроме тех головорезов, что привели ее к власти. А их приходилось награждать тем, что удавалось отобрать у других. А потому ненависть к ней росла. Вскоре по всей стране красный петух начал гулять по усадьбам, где жили ее ярлы. Местные вожди больше не платили податей и не желали ей повиноваться. Поскольку они стояли во главе своих тингов, бонды провозглашали их свободными правителями, которые ничего и никому не должны.
Руны, которые она часто раскидывала, и духи, которых она вызывала, предвещали Скульд одно лишь горе. Но они не могли или не хотели поведать ей о том, к чему следует готовиться. Кто-то неизвестный боролся с ее заклинаниями и не давал ей заглянуть в будущее.
— Мне кажется, — крикнула она однажды тому, кто поднялся к ней из морских глубин, — что Один хотел, чтобы я только помогла ему утолить его злобу.
— Ты думаешь, дело здесь только в злобе? — ответил он. — Отец Побед должен повергнуть любого, кто осмелится хоть ненадолго остановить войны. Он мог жаловать конунга Хрольфа и его дружину и пировать с ними, пока Судьба Мира благоволила к ним. Правда или нет все, что болтают о жизни героев после смерти, но их имена будут жить в веках.
— А мое?
— Да, твое тоже, только по-другому.
Скульд навестила могилу своего мужа. Потеря мужчины, который так самоотверженно любил ее, несмотря на насмешки и брань с ее стороны, оказалась для нее большим горем, чем она предполагала. Рабы, которым она приказала ухаживать за курганом на его могиле, были слишком нерадивы для этой работы.
Ранней весной конунг Тори и королева Ирса повели свои корабли через Зунд. Скульд послала им навстречу морских чудовищ и гигантских спрутов. Но стоило тем только подплыть к кораблям и увидеть Лося-Фроди, стоявшего на носу первого драккара, как они тут же сочли за благо отправиться восвояси, в свои подводные логова. Так же поступила и прочая нежить, которую королева-ведьма послала спасать Зеландию от своих врагов, ибо Фроди был страшнее, чем они.
Лось-Фроди повел дружины на Лейдру. Прорвавшись сквозь ряды стражников, оцепеневших от страха, он первым вступил в палаты. Поймав Скульд своими уродливыми руками, он натянул ей на голову мешок из тюленьей кожи и крепко затянул завязки.
— Нельзя сказать, что я зря родился, — хмыкнул он.
Когда Тори присоединился к нему, они вместе умертвили Скульд, королеву-ведьму.
Во время битвы разразился пожар и весь город сгорел дотла.
— Это хорошо, — сказал Тори Собачья Лапа, — земля очистилась.
Свершив месть, братья передали все, что осталось от страны, дочерям Хрольфа.
Вскоре после этого каждый вернулся к своей прежней жизни: Тори и его гауты возвратились в свои долины, шведы — к своей старой королеве Ирсе, а Лось-Фроди — к своему одиночеству.
Дрифу и ее сестру любили в народе. Однако женщинам было трудно управлять страной, которая распадалась на куски, а их сыновья были еще слишком молоды. Вскоре, по мудрому дружескому согласию, власть перешла к внуку Хельги, рожденному от наложницы, и ему удалось спасти страну от полного распада.
Много столетий пройдет, прежде чем Дания объединит все свои владения. А пока вновь запылали сигнальные костры, предупреждая о приближении врагов. Викинги, разбойники, объявленные вне закона, дикие племена грабили селян по всему северу. Не меньше вреда народу приносили необузданные конунги: горели факелы, сверкали мечи, свободные люди становились рабами, слышались проклятия мужчин и женский плач…
Ничего, кроме сказаний, не осталось от минувших мирных времен.
