Индрик, ничуть не укрощённый, втискивался в подвал. Конец пораненного хобота он засунул в пасть и теперь старался выискать достаточно места, чтобы ударить противника загнутыми в дугу изжелта-белыми бивнями. Меч бесполезно валялся в стороне, воронёная сталь расслоилась на десятки изогнутых лепестков, словно карледский ворон распустил свой чудовищный хвост. Меч и сейчас рвался в битву, готов был прыгнуть в руку Исту, но что пользы от этого железного веера? Индрик и не почувствует его прикосновения. Сейчас только солнечный свет может остановить взбесившегося зверя.
— Мамутч! — выкрикнул Ист настоящее, тайное имя противника. — Солнце взошло! Уходи!
Индрик очумело затряс башкой, но продолжал ломить прямо. Его явно гнала сила, превышающая натуру. Ист оказался прижат к стене, он уже ничего не мог сделать, лишь видел налитый кровью глаз и грязно-рыжие космы шерсти.
Оставалось последнее, запретное средство.
— Умри, мамутч, — приказал Ист.
Великан замер, колонны ног подогнулись, индрик тяжело осел на дрогнувшую землю. И, возможно, именно этого толчка не хватало дому: каменная кладка расселась, сверху посыпался мусор, а следом ударил тонкий и оттого особенно яркий луч света. Ещё не остывшая туша зверя начала рассыпаться на отдельные валуны; мёртвый индрик окаменел. Лишь два прижатые Истом к стене бивня остались прежними: тяжёлой, жёлтой от времени кости.
Что за невезение! Ист схватился за голову. Ну что стоило лучу проникнуть в подвал секундой раньше… А теперь подземный великан умер настоящей смертью и никогда не родится вновь. Убитые возвращаются, умершие магической смертью — нет. Отныне и навсегда на Земле станет одним индриком-зверем меньше. А сколько их было всего-то?
Но тут же Ист понял, что у него совершенно нет времени предаваться скорби. Не стоит забывать, что нелепая битва случилась не в известковых кавернах и не в подземных соляных промоинах, где дозволено смело крушить всё подряд. Ведь это подвал дома, который теперь может рухнуть в любую секунду, а там наверху ждёт странная женщина, пославшая его сюда. И, кстати, если перекрытия обвалятся ему на голову, то ему тоже не выжить. Тут город, а не лес, где всё знакомо и привычно. Ист подхватил хитро изломанный меч и поспешил вверх по уцелевшей лестнице.
Удивительным образом наверху разрушений почти не оказалось. Дом, треснувший от крыши до фундамента, стоял как ни в чём не бывало, даже рубиновые бокалы не расплескали своё блахоухающее содержимое. Роксалана замерла в дверях, вцепившись заледенелыми пальцами в косяк. Монашеский плат сполз на плечи, чёрные пряди волос рассыпались по белой ткани.
— Ты жив!… — выдохнула она. — Ты его прогнал… Ведь он не вернётся?
— Он не вернётся, — успокоил Ист, бросив в угол задребезжавший веер. — Я его убил.
— Ты… ты — герой! — Казалось, Роксалана ничего не говорит, а просто от неё струится волна благодарности и нежного обожания. И, сбитый этой волной, Ист не смог выговорить слова правды, рассказать, что не было никакого дракона, а была лишь чья-то злобная шутка или месть, и в результате ему пришлось погубить редкого и совершенно безобидного зверя.
Ист подошёл ближе, пытаясь успокоить женщину, осторожно провёл ладонью по вздрогнувшей волне волос. Роксалана обхватила его руками, увлекая, отступила в комнату. С неожиданным смятением и радостью вспомнил Ист о призрачной несущественности своего наряда. Чёрное монашеское платье, белый омофор упали на пол, больше уже ничего не скрывая.
* * *
“Спи, мальчик, спи крепко и безмятежно. Спи, а мне надо подумать. Всеблагая Амрита, кого же это занесло в мои сети? Ведь этот мальчик действительно убил индрика за мгновение до того, как я раздвинула стены. И, главное, как он это сделал? Сам Дундар Несокрушимый не смог бы забить обезумевшего индрика голыми руками.
Неужели кто-то из бессмертных решил посмеяться надо мной? Но нет, есть вещи, которые не под силу даже богу. Например, стать мальчиком, впервые познающим женщину. Сколько же тебе лет? Шестнадцать? Вряд ли больше… Но тогда ты самая большая удача, которая может выпасть в этой жизни, и я не зря протянула руку к покрывалу, которое когда-нибудь станет моим саваном.
Спи спокойно, мальчик, тебе ничего здесь не грозит. Безумно и расточительно было бы погубить тебя. Мы с тобой ещё зададим немало работы летописцам, и кто знает, сияющая Амрита, кем в итоге станет твоя покорная служанка.
Но как всё-таки хорош этот мальчик! Как он был уверен, наивный, что его милое колдовство не позволит мне увидеть его таким, какой он есть. Как он бледнел и вздрагивал от моих прикосновений: только ради этого стоило надеть платок.
Спи. Завтра ты уйдёшь отсюда, ничего не потеряв, уйдёшь во всём блеске твоей юности и неведомой мне магии. Но ты вернёшься, потому что прикован ко мне крепчайшей из цепей. Неужели я отпускаю тебя только потому, что живой и целый ты стоишь дороже? Древо проклятия, помоги и просвети…”
* * *
Ист проснулся необычно поздно, когда на улице уже давно кричал, зазывал и торговался день. Комната была пуста, исчезло и большинство богатого убранства. Это казалось невозможным. Ист справедливо гордился чутким сном: в лесу среди ночи он слышал плавный полёт неясыти, а осенью — падение жёлтых берёзовых листьев. Здесь же он проспал, когда из комнаты чуть ли не мебель выносили. И главное — в такую ночь… Как он вообще посмел и умудрился уснуть!
Ист поспешил вскочил, торопливо представил на себе свой мифический наряд, вышел из комнаты. В большом зале царило то же запустение: голые стены, голые столы. Исчез даже ковёр, на котором прежде стояла мебель, и выметенный полынью пол казался лысым.
Линта в прежнем монашеском одеянии сидела у стены и мелкими стежками вышивала на пяльцах бесконечно повторяющийся узор.
— Что случилось?… Где Роксалана? — бросился к ней Ист.
Линта подняла постный взор и ответила, не разжимая бескровных губ:
— Госпожи нет. Ей пришлось уехать. Она просила позаботиться о вас, если это потребуется. И ещё госпожа велела передать, что будет помнить вас вечно, и как бы ей ни пришлось расплачиваться за вчерашний день, она никогда не пожалеет, что встретила вас. — Линта вновь склонилась над вышиванием.
— Её увезли? Кто?! Где её искать?
— Не знаю. — Линта подняла прозрачные, как лягушачья икра, глаза. — Я всего лишь приживалка. Мне ничего не известно. У госпожи было немало врагов и ещё больше завистников. Так всегда бывает, ежели красивая и богатая женщина вздумает жить своей волей, не имея могучего покровителя. Могло случиться всё, что угодно. Так что успокойтесь, юноша, и идите завтракать.
— Да провались ты со своим завтраком! — заорал Ист. — Ты же была рядом, когда Роксалана исчезла. Вот и рассказывай, что здесь произошло!
— Рано утром, — монотонно начала Линта, — когда госпожа только поднялась, а вы ещё изволили почивать, у дверей появился некий человек. Я его прежде никогда не видела, но госпожа сразу признала его. Госпожа не хотела пускать его в дом, но человек шепнул что-то, и госпожа уже не смела возражать. Она лишь ответила, что сделает всё сама, а человек, она называла его Протт, пусть ждёт на улице. Этот Протт показался мне настоящим мужланом, хотя был богато одет. Он расхохотался и заявил: “Угодно работать — работай. Я зайду через четверть часа”. Госпожа собралась, и, когда этот тип явился вновь, она ушла с ним, хотя, видят боги, больше всего на свете ей хотелось бы остаться с вами.
— Почему она не разбудила меня? — помертвелыми губами произнёс Ист. — И как случилось, что я ничего не слышал?
— Не задавайте пустых вопросов, молодой человек. Вчера вы спасли жизнь моей госпоже, сегодня она спасла вашу.
— Хорошо… — Ист оставил в покое приживалку, и она немедленно вернулась к шитью. — Я найду Роксалану сам. А заодно отыщу Протта и тех, кто его послал. Пусть они заранее готовятся к нашей встрече.
Ист обвёл взглядом зал, удивляющий правильной нежилой чистотой и порядком. Лишь около дверей нелепым жестяным веником топорщится испорченный меч. Вряд ли его забыли случайно. Может быть, знак или талисман? Правда, учитель велел не верить талисманам, но этот случай совсем особый.
Ист поднял меч и ощутил тепло, идущее от покалеченного оружия.
— Я ухожу, — произнёс Ист от двери.
— Как будет угодно господину. Но, может быть, всё-таки сначала завтрак?
Глава третья
СВЯТЫНЯ ДВЕНАДЦАТИ ДРУЖИН
Держа меч перед собой, словно букет опасных цветов, Ист пробирался городскими улицами. Даже здесь он издали чуял запах горячего угля и окалины, но прошёл уже чуть не полгорода, а ни одной кузницы на его пути не встретилось. Лишь потом он понял свою ошибку: на самом деле огненные мастерские стояли далеко за стенами возле реки, а запах казался столь силён просто потому, что здесь была не одна кузня, а целая слобода. Если род дер Настов отнёс огненное производство подальше от замка, опасаясь за чистоту магии, то в городе просто-напросто боялись пожара.
