— Готов к следующему заданию? — Спросила Мадам.
Я послушно закивал. Какими бы задания не были, пусть безумные и ничем неоплачиваемые, отныне я для неё сделаю всё.
— Найди в квартале персонажей Старого Рыночника и возьми у него колоду карт.
Вы получили задание «Принести колоду карт»
Старый Рыночник? Раньше я такого имени не слышал. Шурка говорил, что многие персонажи, разочаровавшись в игре, ушли на покой, и не любят, когда их донимают визитами. Старый Рыночник, похоже, из таких.
— Намёк можно какой-нибудь? Номер дома хотя бы? Название улицы? Города? Страны?
— Ищи, — безапелляционно заявила Мадам.
Хорошо, будем искать. Поспрашиваю в баре, у своих, у бармена, может, кто и подскажет.
Я указал пальцем на ром.
— Можно глоточек на дорожку?
Глава 4
Я спустился в зал. Мои танки по-прежнему тёрлись возле стойки. Судя по грустному лицу Дизеля, он уже пропил все деньги и теперь жалел, что так легко повёлся на игристое. Лучше бы тёмного взял — и дешевле, и больше получилось бы.
— Пахнет от тебя чем-то знакомым, — потянулся он ко мне носом.
— Ром, гавайский. Хозяйка угостила, — признался я.
— В следующий раз с тобой пойду, — пробурчал громила недовольно.
— Ч-чего она х-хочет? — спросил Курт.
— Надо найти Старого Рыночника и взять у него колоду карт. Знаете такого персонажа?
Дизель вздохнул, а Курт продолжил заикаться:
— З-з-з-з…
— Знаешь?
— Да.
— И?
— Ж-ж-ж-ж…
— Курт, ты когда выпьешь, вообще говорить не в состоянии. Диз, ему больше не наливать.
— А больше и нечего.
Курт постучал себя пальцев в грудь, потом начал чертить знаки на стойке.
— Н-н-н-н…
— Напишешь?
— Да.
Я окликнул бармена.
— Карандаш и бумагу.
Тот пошвырялся под стойкой и положил передо мной чёрную дощечку и мелок. Я осклабился:
— Ты бы ещё молоток с зубилом принёс.
— За чернилами иди в ратушу.
Бармен отвернулся, а я подвинул дощечку Курту.
— Пиши.
Курт начал старательно выводить буквы: «С-т-а-р-ы-й-Р-ы-н-о-ч-н-и-к-ж-и-в-ё-т…».
— Имя мог бы и опустить, — заглядывая ему через плечо, сказал я.
Курт не услышал. Склонившись к стойке и высунув язык от усердия, он водил мелком по дощечке. Писательство давалось ему с трудом, каждое новое слово начиналось там, где заканчивалось предыдущее.
— Нубов видел? — спросил я Дизеля.
— Барина? Видел, — кивнул он, и выругался по привычке. — Дерьмо.
— Они и на Мадам наехали, требовали меня отдать. Только она их послала, да ещё угрозой угостила. Крепкая тётка.
— Это потому что за ней крестовые.
Дизель с раздражением глянул, как очередная кружка из рук бармена переходит в руки поденщика и снова выругался:
— Дерьмо.
Курт продолжал выводить иероглифы. В принципе, я расшифровал их ещё до того, как он поставил точку, но ему так нравилось писать, что я не посмел лишить его этого маленького счастья. Лишь когда последняя буква была дописана и он вернул дощечку мне, я прочитал вслух:
«С-т-а-р-ы-й-Р-ы-н-о-ч-н-и-к-ж-и-в-ё-т-в-д-о-м-е-с-ж-ё-л-т-ы-м-и-о-к-н-а-м-и»
В квартале персонажей я был частым гостем. Несколько раз носил клюкву в дома добропорядочных персон, иногда прогуливался по тихим спокойным улочкам, любуясь архитектурными изысками дворовых ансамблей, но никаких жёлтых окон не видел. Где искать этот дом?
— Информация верная?
Курт кивнул.
— Спрашивать, где добыл, не стану, боюсь, до утра объяснить не успеешь, — я дёрнул Дизеля за рукав. — Ступайте в казарму, в смысле, в барак. Будет желание, сходите завтра в рейд на болота.
— А ты?
— А я буду искать Старого Рыночника.
— В барак с нами не пойдёшь?
— Это вряд ли.
Отныне, пока не решу вопрос с нубами, доступ в барак мне закрыт. Да и в другие места тоже. Придётся ходить оглядываясь, спать в подворотнях, питаться помоями. Впрочем, трактир Рыжей Мадам вполне может подойти в качестве убежища. Здесь меня нубы не тронут. Когда танки ушли, я осмотрелся и приметил столик в дальнем углу зала. Двое пьяных подёнщиков спали за ним, опустив головы на столешницу, а где спят двое, третьему всегда место сыщется. Отправляться на поиски Рыночника лучше всего утром, поэтому я с благодушным видом разместился рядом с пьяницами на стуле, прислонился головой к стене и уснул.
Мне хотелось увидеть красивый сон о закатах и рассветах, о цветущих яблонях и бескрайней морской глади, о белых лебедях на пруду, но всё это прошло мимо. Я, скорее, дремал, чем спал, и сквозь дрёму слышал многоголосое гудение пьяного зала, крики, песни, звон посуды. Мимо кто-то ходил, шуршала одежда, скрипел пол, пахло кислыми яблоками. В общем, когда рассвело и разносчицы начали уборку, я открыл глаза и зевнул.
Не выспался.
Лучины погасли, за окнами загоралась серая муть. Мои соночлежники по-прежнему дрыхли, похрюкивая и похрапывая. Тех, кто не добрался сегодня до нар в бараке, хватало и за другими столами. И под столами тоже. Разносчицы, убирая посуду, сновали между ними челноками и перекидывались сальными шутками с собравшимися на галерее девицами в кружевных колготках и открытых декольте. Там же на галерее я увидел Уголька. Она стояла рядом с куртизанками и улыбалась. Она всё ещё носила серое платье, выданное в мэрии, а вот взгляд уже был другой. Когда я поднялся и двинулся к выходу, она заметила меня и напряглась.
Удивился ли я, увидав её на втором этаже? Да, удивился. Менее всего я хотел ей судьбы ночной бабочки, и именно поэтому увёл с площади. Но получается, из одних похотливых рук я передал её в другие. Моё благородство, моё доброе дело, за которое мне ещё предстоит ответить, ушло в пустоту. Поздравьте меня, я — лох.
Я вышел на улицу, расстроенный и обиженный. Вышел открыто, не таясь, совсем позабыв, что там меня могут ждать неприятности. И они ждали. Напротив входа в «Рыжую Мадам» стояла компания нубов — шестеро молодчиков в безрукавках. Ещё четвёрка таких же подпирала плечами угол с торца здания.
Десяток на одного — неплохо. Я наклонил голову, надеясь, что в лицо они меня не знают. Увы, надежда не всегда умирает последней. Обе компании кинулись на меня одновременно. Прорываясь между ними в диком слаломе, я увернулся от растопыренных рук и через пустую площадь побежал к кварталу персонажей. Нубы устремились за мной. В предрассветной тишине их топот и дыхание у меня за спиной походили на лошадиное.
Я перемахнул торговые ряды и юркнул в узкую улочку. Топот позади не утихал. Цепкие пальцы ухватили куртку, потянули на себя. Я резко дёрнул плечом и прибавил шаг. Хриплый голос разразился проклятьями, а я подумал: хорошо, что среди преследователей не было стрелков. Но тут же что-то чиркнуло сбоку, ударилось о стену и отскочило на мостовую с металлическим лязгом. Я скосился на ходу — метательный нож. Второй вонзился в дверной косяк на уровне бедра, и задребезжал, раскачиваясь. Третий ударил под каблук, едва не лишив меня равновесия. Нубы целились по ногам, я нужен был им живой.
Сворачивая в следующий проулок, я понял, что сдаю. Чужие пальцы снова ухватили ворот куртки, но вырваться и прибавить шаг я уже не мог. Не хватало ни сил, ни дыхания. В надежде на чудо я перекинул одно очко навыков из кубышки на выносливость — и как будто воздуха свежего глотнул. Сердце забилось ровнее, из ног ушла вата. С трудом подавив желание, перекинуть ещё одно очко, я влетел под арку двухэтажного дома, перебежал сонный двор и по длинной крутой лестнице рванул на второй этаж. Застучали сапоги по ступеням. Я на мгновенье оглянулся — нубы не отставали. Я вскочил на перила, ухватился за карниз и, подтянувшись, влез на крышу.
Из-за горной гряды выглядывало солнце. Яркое, радостно-улыбчатое, оно поднималось над горными пиками и бросало тёплые лучи на город, на крепость, на вечевую башню. Тени удлинились и легли на дорогу, ведущую к деревням самосадов. Над болотами взвился жабий рёв, а над краем крыши показалась лысая голова. Я, не раздумывая, засадил ей каблуком по лбу. В ответ раздался короткий всхлип и удар тела о мостовую — один-ноль — а я, цепляясь за выступы черепицы, взобрался на конёк. До следующей крыши было метра три — не перепрыгну. Можно попробовать съехать по скату на другую сторону и спрыгнуть. Но если нубы разделились — а они, скорее всего, разделились — то внизу меня ждут крепкие объятья и верёвка.
