Алексей Михайлович вздохнул и направился в Диван, где его поджидал визирь с сановниками — обычно так происходило объявление войны. И простился мысленно с женой, надеясь, что государь-император проявит к семье посла, что верно служил России, отческую заботу…
— Вы начали войну с Россией, насмехаясь над ней, — Алексей Михайлович говорил твердо, глядя в лощеные лица вельмож и на визиря. Иваззаде Халиль-паша, находящийся в великой милости султана, был толстый, краснощекий сластолюбец, привыкший к роскоши. И ранее больше всего выпрашивал у него «подарки».
— Тем горше будет ваше разочарование, когда вы услышите победный гром наших пушек!
Глава 8
Санкт-Петербург
Иоанн Антонович
вечер 27 января 1768 года
— Аппетиты у «маменьки» не женские, и скромность отнюдь не девичья — и как объяснить разумно такую жадность?! Губа, конечно, не дура, но для ее закатывания машинку надо подарить!
Союз с Австрией был оформлен после долгих и нудных переговоров — Вена желала получить многое, причем все и сразу, и желательно не воюя с турками, от которых в последних войнах цезарцы периодически терпели обидные поражения.
— Так, это что же выходит?! Трансильванию отдать им полностью, Валахию тоже, чтобы они получили выход к Черному морю. Еще Молдавию и Буджак — наглость беспримерная. Мы должны последние отвоевать и передать их австрийцам. С какого бодуна?!
Иоанн Антонович в ярости прошелся по кабинету — война недавно началась, а «кузен» Иосиф уже предъявляет ему непомерные требования. Понятно, что всем рулит «маменька», вдовствующая императрица Мария-Терезия, но надо же и собственное разумение иметь, не мальчик ведь, но муж почти зрелый, на один лишь год младше его самого будет.
Да и не всякий кусок в широко раззявленный рот пролезет — челюсть вывихнуть можно!
— К этому вкусному пирогу нужно приложить Боснию и Герцеговину, их они сами отберут у турок. И заодно прихватят у Венеции Иллирию и Далмацию, на которые давно зубы точат. А что они предложили нам за свое участие в войне?! Слов у меня уже нет — одни маты!
В кабинете раздалась отборная, но совершенно нецензурная лексика, в которой поминались бывшие и будущие союзники России, со всех их потомством по нисходящей линии, и предками по восходящей. Выдохшись от долгого потока матерщины, Иоанн Антонович закурил папиросу и стал расхаживать по кабинету, размышляя вслух.
— Обещать — не значит жениться, как говорят отнюдь не легкомысленные французы. А потому я им пообещаю все! И составлю договор большими буквами! А внизу мелкими примечаниями добавлю — действует по окончанию войны и ее фактическим итогам!
Мысль Иоанну Антоновичу понравилась, он повеселел. Действительно, письменные договора на кредиты оформлял, и каждый раз удивлялся удивительным пунктам и подпунктикам, что фактически лишали клиента прав, оставляя ему одни обязанности вместе с уплатой совершенно «конского процента», непосильного даже для обеспеченного человека.
— Остерман подберет формулировки, к которым никто не подкопается — учитывая фонетику русского языка и его невероятное лексическое богатство. И пусть каждый из союзников, кто что-то занял, этим и владеет. Буду я у них еще разрешения с согласием спрашивать на такое дело?! «Покровительство» по-всякому трактовать можно, из мудрого правила — если удав наш, то, как хотим, так и меряем!
Иван Антонович усмехнулся — теперь он начал понимать, что можно оставить австрийцев, как говорится, «с носом». И при этом не нарушить «слова» соглашения. Усевшись за стол, он внимательно прочитал донесения, каждый день приходила корреспонденция.
Причем, информацию можно было перепроверить из других источников, благо их хватало с избытком. И дело в том, что спецслужбы как таковые, начали активно функционировать и приносить весьма ощутимую пользу — ведь кто владеет информацией, управляет ситуацией.
Первыми являлись официальные шпионы — от Коллегии иностранных дел дипломаты — от поверенных в делах до полномочных послов-резидентов. И при каждом немаленький штат, но не для приятной синекуры за границей, а для работы. Бездельники выявлялись быстро и с «волчьим билетом» отправлялись на родину, а некоторые и за Уральский хребет. Назначений в Сибирь нерадивые дипломаты боялись как огня — бывали прецеденты с ними, весьма нехорошие.
Среди резидентуры были офицеры от Миниха, что выполняли разведывательные мероприятия по своей линии, как в стране пребывания, так и по сопредельным с ней государствам. И каждую неделю из ГРУ (хороший термин из будущего Никритин сохранил) на стол императора ложился доклад по наиболее важным моментам.
Своих официальных представителей имела и Тайная экспедиция Сената — политическая разведка и контрразведка необходима во все времена. Куда без нее любому уважающему себя монарху!
Зело полезна!
Но вот мало кто ведал, что среди сонма сотрудников резидентур, сиречь посольств, затесывались самые настоящие «дятлы» — привлеченные к работе на 3-е отделение Собственной его величества канцелярии. И работали добросовестно, безотказно, не прося, и, упаси Бог, не требуя себе дополнительного денежного вознаграждения.
Ибо то была прямая служба на государя-самодержца, долг каждого верноподданного. Плохое выполнение поручений, данных от имени императора, могло печально сказаться не только на карьере, но и на здоровье со свободой — Сибирь она большая!
Но «внутреннее освещение» всегда крайне необходимо — нужна достоверная информация из всех «контор». В свою очередь ведомство Шувалова (что де факто лишился чина фельдмаршала, так как пришлось учесть справедливое раздражение военных) тщательно контролировалось дворцовой полицией. Последней спецслужбой деятельно управлял скромный старенький человечек с небольшим чином надворного советника, с этого года равного обычному армейскому майору. Вот только полномочий у Горезина было как у имперского советника, а опыт просто колоссальный — начинал нелегкую службу в Тайной канцелярии при царице Анне Иоанновне.
Из своего времени Иван Антонович усвоил правило — пренебрежение работой спецслужб и экономия на борьбе с вражескими шпионами всегда чревата для монарха лично и государства тяжелыми последствиями. Что и подтвердило удачное бегство бывшей императрицы Екатерины Алексеевны, которой помогли пруссаки.
— «Ирод» завозился в своей берлоге, чувствует запах падали, — задумчиво пробормотал Иван Антонович, просматривая документы. Прусский король Фридрих повел себя вполне ожидаемо. Через русских дипломатов он начал «вентилировать» вопрос на очень интересную для него тему — а не пора ли поделить Польшу снова?!
Причем львиную долю он отводил себе, как плату за «дружественный нейтралитет» в войне с Турцией. А еще выклянчивал — тут другое слово неприменимо — Восточную Пруссию с клочком бывшей шведской Померании. Типа — эти земли он так доверчиво отдал в приданное для сестры «своего любимого кузена», а не получил за них стоящей компенсации.
Что тут непонятного — мало дали!
— Воевать не начнет, только если у нас совсем дела худо пойдут в войне с турками, — отмахнулся Иван Антонович от мысли, но в задумчивости побарабанил пальцами по столу.
В Варшаве «мутила воду» Оттоманская Порта, наускивая поляков на удар по русским. Однако панство, хотя и лелеяло мысль о реванше, воевать не собиралось. Многие хорошо помнили, как бежали на запад, когда вокруг полыхало казацкое восстание. А вот шляхта Великого княжества Литовского и Русского оказалась вполне лояльной империи — те, кто не захотели стать «литвинами», уже давно именуются «сибиряками». И число последних не увеличивается. А жаль!
Та же чудесная метаморфоза произошла с галичанами, большинство из которых весьма охотно присягнули на верность императору Иоанну Антоновичу, как «высокому покровителю» Червонной Руси. Так образовался еще один новый народец, что пристально смотрит на польский Холм и ныне австрийский Львов, мечтая их вернуть обратно.
