Ребята купались долго и шумно, устраивая заплывы на дальность и на скорость, плескались и громко смеялись. Обсохнув, вернулись к костру. Здесь они снова пили чай, ведя обычный разговор ни о чем. Потом Эйфи незаметно переглянувшись с Джоем, предложила посидеть на берегу, полюбоваться игрой лунного света на водной глади. Джой охотно подхватил идею и стал настойчиво уговаривать Реми, который хотел уйти спать. В конце концов все трое отправились на берег.
Эйфория надеялась, что Джой вскоре оставит их наедине, но тот все никак не уходил, делая вид, что не понимает осторожных сигналов, которые незаметно, но настойчиво посылала ему Эйфи. Наконец, Джой пробормотав, что скоро вернется, неохотно оставил их с Реми вдвоем.
— Реми, — сказала Эйфория, чувствуя, как охватившее ее волнение, невольно прорвалось в голосе. — Я давно хотела у тебя спросить…
Она смущенно замолчала, не зная, как продолжить.
— Спрашивай, — доброжелательно предложил Реми. — Что ты хочешь узнать?
— Тот ворон, он назвал меня скра. Что это значит?
— На языке воронов это значит женщина или девушка, без разницы, они не придают значения таким тонкостям.
— О! — сказала заинтересовано Эйфи. — А как будет мужчина?
— Скрог. Но так называют только людей. Взрослый ворон после обряда — вронг, а до обряда — ронгонк или ронг.
Голос Реми звучал немного глухо и сам он не отрывал взгляд от неподвижной сияющей глади залива. Эйфи показалось, что у него заметно напряглись мускулы под рубашкой и закаменело лицо. Она произнесла негромко:
— Ты хорошо знаешь их язык?
— Да, конечно, — ответил Реми и швырнул мелкий камешек в воду. Он едва слышно булькнул, уходя на глубину.
— Научи меня языку воронов, — она просительно заглянула ему в лицо.
— Зачем тебе знать его, Эйфи? — не сразу ответил он, — Это — мужской язык. Он может показаться тебе очень грубым.
— Пусть так, но я хочу его знать, — в ее голосе прорвались упрямые нотки. — Скажи, как будет на языке воронов "Здравствуй"?
— Арханг.
Она несколько раз повторила это слово, как бы пробуя его на вкус.
— Спасибо?
— Сиррок. А прощай будет звучать как "карравед". Уходить или идти куда-либо — каррера. Они похожи потому, что, когда ты говоришь прощай, ты имеешь в виду "я ухожу". В их языке многие слова имеют несколько значений. Например, ранн — голова, а еще — кто-то старший.
— Как интересно! А ребенок, как будет на этом языке ребенок?
— Крэджичь.
Эйфи засмеялась, она заставила Реми еще несколько раз повторить для нее все слова и старательно затвердила их вслед за ним. Потом, немного смутившись спросила:
— Ты сказал, что скра — это женщина, а как будет — любимая женщина?
— У воронов нет такого понятия.
— О, — разочаровано протянула Эйфория. — Разве они не любят?
— Я не знаю. Только если такого слова нет, значит нет и того, что оно означает. Во всяком случае мне оно неизвестно.
— Так ты никого еще не любил?
— Ну почему, любил… Своих родителей.
— Джой говорит, у тебя там отец. Это правда?
— Нет. Я знаю, что ты имеешь в виду, только Моррис мне не отец. Он — скарг, это значит — Верховный ворон или Верховный отец. Арг на языке воронов — отец. И нам с ним лучше не встречаться. Никогда. А моих родителей убили, когда я был еще ребенком.
— Мне очень жаль, Реми! Расскажи мне о них. Пожалуйста!
— Я немного помню, — сказал он неохотно. — Мой отец был вороном, и мы жили на склоне горы в доме. Он был маленький, но мне казался очень просторным, полным тепла и света. Вокруг на большом расстоянии не было больше никакого жилья. И мы были там очень счастливы, пока не пришли вороны.
Глава 5 В крепости воронов
Вороны пришли в их дом рано утром. Отец с матерью еще спали, дремал и Реми, с удовольствием нежась в постели под первыми лучами восходящего солнца, льющего свой розовый свет в открытое окно комнаты. Легкие полупрозрачные шторы были не до конца задернуты и тихонько колыхались, волнуемые прохладным и свежим ветром с гор, на белоснежные сверкающие вершины которых Реми мог любоваться часами, сидя на крыльце. Склон Одинокой горы, где стояла их маленькая, но такая теплая и уютная обитель, в это время года пестрел яркими цветами, радовал глаза сочной зеленью лугов и тенистыми купами деревьев под уступами высоких скал, которые надежно защищали этот укромный уголок от зимних снежных бурь и ледяных ветров, а летом не давали заморозкам губить нежные всходы овощей, растущих на небольшом клочке плодородной земли за домом. Реми лежал, сонно прислушиваясь к переливчатым трелям малиновки, поселившейся прошлым летом в кустах дикого жасмина, растущего под окнами его комнаты и обильно усыпанного сейчас цветами, похожими на большие ароматные снежинки. Малиновка, прочистив горло распевкой, приступила к славословию еще одного чудесного утра. Голос ее зазвенел, набирая силу и вдруг резко оборвался.
Реми показалось, что одновременно оборвались и все другие звуки, и вместе с тишиной в воздухе разлилась необъяснимая тревога. Он приподнялся на постели и тут страшный удар сотряс дверь. Она с грохотом слетела с петель, раздался громкий грубый топот множества ног ворвавшихся в их дом людей. Он услышал крики из спальни родителей и пронзительный, полный муки голос матери: «Реми, беги!» И он побежал, но не наружу, а туда, где пришельцы убивали его отца и мать. Однако, было уже поздно, да и чем мог помочь он, ребенок, которому едва исполнилось восемь лет. Он успел заметить залитую кровью кровать, стены, забрызганные красным, неподвижные, истерзанные тела отца и матери, стоящие вокруг них мрачные черные фигуры, чьи рваные плащи топорщились острыми черными перьями. Чья-та сильная рука бесцеремонно схватила его за шиворот и поволокла наружу. Он яростно, но безуспешно отбивался.
Посреди двора стоял высокий человек в черном, могучего телосложения с гордо поднятой головой и высокомерным взглядом, в котором светился жестокий красный огонь. Чело его было увенчано золотым обручем с короткими редкими зубцами, между которыми сверкали крупные темные алмазы. Тащивший Реми ворон швырнул мальчика ему под ноги.
— Вот их отродье, — сказал он.
— Встань, — приказал черный человек неприятным скрипучим голосом.
Реми поднялся на ноги и с вызовом посмотрел в его страшное лицо безжалостного убийцы. От ледяного, пронзительного взгляда, мальчика начала бить дрожь, которую он не мог сдержать.
— Я скарг Моррис, Верховный ворон. Надеюсь, твой отец рассказывал тебе обо мне.
Реми отрицательно помотал головой, крепко обхватив себя руками он пытался не дрожать, стоять твердо и мужественно, как, он уверен, стоял бы его отец перед лицом смертельной опасности. Но ободранные до крови колени тряслись и подгибались.
— Узнаю Реннера. Он никогда не ценил родственные чувства. Да, мы с твоим отцом братья. Странно, что он утаил от меня рождение сына, а от тебя наличие доброго дядюшки, не правда ли? — в голосе скарга явственно послышалась насмешливая издевка. Он смотрел на мальчика со смешанным чувством ненависти и восхищения. Ребенок был чудо как хорош. Он дрожал, но это ничего не значило. Очень многие крепкие могучие вороны под грозным взглядом скарга Морриса падали ниц и не смели поднять головы. Но этот малыш смотрел смело, даже дерзко и скарг видел на его лице отблеск будущей силы и еще чего-то такого, что всерьез обеспокоило Верховного ворона. — Твой отец опозорил себя, он осквернил свою кровь. Он стал отступником — наррагом. Теперь с ним покончено, также, как и с его скра, его женщиной, из-за которой он изменил своему роду и забыл свои обязанности. Казнь свершилась. Что касается тебя… Я не только твой дядя, я — хозяин и повелитель всего Вороньего края. И теперь — твой хозяин и повелитель. Поэтому ты пойдешь с нами.
— Нет! — дернулся Реми, но удар, нанесенный тяжелой безжалостной рукой, отправил его во тьму беспамятства. Он потерял сознание…
