- Тигр, я такое поймал! Я слышал...
- Что? Последние сводки с Марса? Зеленые человечки вышли на связь?
Его неожиданно снова скучивает приступ рвоты. Слизь, кровь, мучительные спазмы. И в голове бьется голос брата.
- Фарид! Фарид! Что случилось?!
Разогнуться невозможно – такая боль внутри. Даже дышится через боль, и сил нет на ментальный ответ Тагиру. Лишь спустя пару минут, почти оглохнув от криков брата.
- Погоди...
- Где ты там?! Что с тобой?!
- Погоди... Пару минут мне дай.
- Ладно. Жду.
Нет, все-таки надо встать. Через боль, через “не могу”, на ватных ногах, держась за стенку, доковылял до кухни. Зачерпнул ковшом из ведра ледяной воды, пил, давясь, кашляя, обливаясь. Но сразу стало легче. Не намного, но продолжить разговор, по крайней мере, получилось. Как смог, рассказал брату о том, что произошло. Когда попытался описать звуки, снова начало лихорадить, но несколько глотков воды помогли.
Брат молчит долго. И Фарид молчит. Стоит в темной тишине, привалившись к остывающей печке, с пустым ковшом в руке и в промокшей на груди футболке.
- Слушай, Ридли... – так его не называли уже давно, с самого детства. – Я должен тебя спросить. Ты только не обижайся...
- Я не пьян. И мне НЕ показалось!
Снова молчание.
- Нда... Не знаю, что и сказать, брат...
- Мне страшно, Тигр.
Когда-то, в детстве, это было ужасным позором – признаться в собственном страхе. Так их воспитывал отец – что настоящий мужчина не боится. А теперь слова вышли легко, сами собой. Потому что страшно. Реально, бл*дь, страшно!
- Рид, чем тебе помочь?
- Ничем. Мне просто надо было с кем-то поговорить.
- Все будет хорошо.
Фарид понимает, что брат это говорит, только чтобы что-то сказать. И стыдно становится, а еще – мокро и противно липнет футболка к груди. Стягивает, бросает на печку.
- Извини, Тигр. Извини, что разбудил. Со мной уже все в порядке. Пойдем спать.
- Приемник больше не включай!
- Я же не совсем идиот. Не буду. Спокойной ночи, Тигр.
- Спокойной, Ридли.
Как ни странно, он заснул быстро, стоило только лечь. Спал, как в детстве – накрывшись с головой одеялом. В детстве он верил, что так безопаснее. А вот находящийся от него на расстоянии в семьсот километров старший брат долго не мог заснуть.
Наутро все валилось из рук. Состояние было – как с глубокого похмелья. Хотя об этом он знал только в теории, ведь не пил, вот совершенно. На вопрос о самочувствии (видимо, выглядел он совсем скверно) дежурно заглянувшего в мастерскую бригадира лесозаготовителей ответил коротко и сквозь зубы: “Болею”. Но худо было так, что все же согласился принять помощь непутевого Костика. Польщенный оказанным ему высоким доверием Костя оказался не таким уж и бестолковым. Делал ровно то, что говорили, под руку не лез и даже вопросы задавал правильные. Может быть, и научится чему-нибудь, и перестанет гробить технику с завидным постоянством. Именно вопросы Кости позволили Фариду хоть иногда, но отвлекаться от того, что занимало его мысли. О спрятанном в ящик стола радиоприемнике.
Все это слышно по радио, радио, радио...
А в это время...
Глаза смотрели на небо. На самом деле, и глаза были – не глаза, и небо – не то, чтобы совсем небо. Но эта фраза хоть в какой-то мере передает то, как выглядела эта картина с точки зрения человеческого восприятия.
То, что показалось бы человеку глазами, служило существу не только для зрения. Далеко не в первую очередь для зрения. Но сейчас оно именно смотрело. Смотрело вверх. Само понятие “верха” тут было тоже весьма относительно, но, по крайней мере, существо смотрело на то, что было над его глазами. Много выше. Зрение его работало в гораздо более широком диапазоне, нежели человеческое. И оно видело оттенки того, что условно мы определили как “небо” – черно-багрово-лиловые, находящие уже за границами видимого человеческими глазами спектра. Существо смотрело туда, пытаясь увидеть сквозь “небо”, сквозь границу, отделяющие слои материальностей. В попытке увидеть тот мир, куда им невозможно проникнуть. И куда они все-таки проникнут. Потому что они слишком умные, чтобы ограничивать себя рамками своей материальности. Их наука, наконец-то, подошла к порогу, за которым открываются тайны управления пространством и временем. Они вот-вот откроют дверь, прячущую ответы на базовые вопросы мироздания. И тогда... тогда они смогут пронзить свою реальность и выйти. Выйти туда, к существам, которых они никогда не видели, но знали, что они существуют. А еще они их чувствовали.
До. Мунира.
- Мамочка, расскажи, ну пожалуйста...
- Мунира, ты слышала эти истории уже миллион раз.
- Все равно хочу. Ну, еще разок, пожалуйста, ну мамочка-а-а...
- Хорошо, – вздыхает мать. – Но потом – спать!
Темноволосая девочка радостно кивает, устраивая поудобнее голову на подушке. Женщина расправляет складки на одеяле и начинает свой рассказ, негромко, напевно. У нее голос сказительницы, и именно поэтому девочка готова слушать мать каждый вечер. За окном чуть слышно посвистывает ветер, гоняя холодный воздух. Весной еще и не пахнет, хотя уже середина марта. Но только-только отступили лютые сорокаградусные морозы. А здесь, в теплоте дома, сидящая у кровати дочери хрупкая немолодая женщина ведет свой рассказ.
- Кифэйи пришли в этот мир двести лет назад.
- А ты говорила в прошлый раз – сто пятьдесят, – не удерживается от вопроса слушательница.
- Может, и сто пятьдесят, – соглашается рассказчица. – Я точно не знаю.
- И никто-никто не знает?
- Кто-то знает, наверное, – мягко улыбается мать. – Члены Квинтума знают точно. Верховные Хранители знают, наверное – Старшие Мандры и Лейфы.
- И Альфаиры?
- Да, наверное, и Старшие Альфаиры. Так, Мунира, что ты меня все время перебиваешь? Ты будешь меня слушать? Или, может, сама расскажешь?
- Буду слушать! – девочка натягивает одеяло до самого подбородка. – Все, мамочка, молчу. Рассказывай!
- Так-то, – мать поправляет от лица дочери упавшую на лоб прядь темных волос. – Ну, так слушай.
Раньше кифэйи жили в другом мире. И сами были совсем иные, не похожие на тех, какие они сейчас. Не похожие на людей. Никто не знает, как они выглядели в том, своем мире. Как облака пара, струи воды, сгустки пламени. Нет, это все фантазии. Никто из рядовых кифэйев не знает, как они выглядели до того, как пришли в этот мир. Так же, как не знают они – зачем.
Из тех крупиц информации, что передаются из семьи в семью, из поколения в поколение, собрано некое подобие истории кифэйев. Чего в ней больше: правды или вымысла – неизвестно. История ли это, или преимущественно миф, легенда – тоже непонятно. Но иного у них нет.
