В тот момент идея показалась ей удачной.
А сейчас? Сейчас она не знает.
Слава Богу, ее кошмарный сон не был каким-то подсознательным сигналом о неблагополучии с Джейком. Убедившись, что с ним все в порядке, Лорин прикрыла дверь и вышла в холл, однако, дойдя до своей комнаты, почему-то не могла заставить себя войти. Она все еще видела эту стену торнадо в освещении зеленых, неземных молний. Хотя Лорин давно проснулась, сновидение не уходило. Ей сейчас не заснуть. Никак.
И голос Брайана все так же звучал в ее мозгу, голос, призывающий войти в зеркало.
Лорин спустилась по парадной лестнице, сама не понимая, почему это делает. Она же взрослая женщина, с чего бы ей бояться зеркала? Но с другой стороны, с чего бы ей идти к нему в три часа ночи?
Лорин поплотнее завернулась в купальный халат и на какой-то миг снова увидела женщину в платье с громадными алыми маками. Увидела застежку-молнию у нее на спине, заметила, как хорошо облегает фигуру лиф, какая широкая и пышная юбка у платья, скорее всего не обошлось без чехла. Снова удивилась ярким и живым краскам цветов. Мечта любой домохозяйки начала шестидесятых! На женщине были нейлоновые чулки. Лорин сама удивилась своей уверенности, что это именно нейлон, но в то же время знала, что права. Все те же высокие каблуки, темные волосы коротко острижены, от их тугих завитков идет слабый аромат лака.
Потом воспоминания растаяли. Лорин тряхнула головой. Так странно; она не знала, у кого было такое платье, а ведь подобный наряд наверняка должен запечатлеться в детской памяти. Эти огромные алые маки…
Лорин слабо улыбнулась. Когда переезжаешь в дом своего детства, вполне может случиться, что Духи Былых Времен явятся с визитом. И радоваться надо, что этот визит состоялся в форме крошечных обрывков воспоминаний, а не чего-нибудь более устрашающего, например, Физического Явления Прежних Возлюбленных. В Кэт-Крике наверняка осталась парочка отвергнутых ухажеров. Лорин надеялась, что все они счастливо женаты и имеют по дюжине ребятишек.
И тут она снова оказалась лицом к лицу с зеркалом. В темноте не разглядеть отражения. Мягкое лунное сияние играет на косых стеклах боковых окон у входной двери и создает такой яркий фон, что ее собственная фигура в бесформенном банном халате выглядит просто темным, размытым силуэтом, когда не видно ни лица, ни характерных черт фигуры. Зеркало отражает стекло окон, серебристый сад за входной дверью, черно-белый интерьер прихожей, весь в бликах лунного света и глубоких пятнах теней. Не разглядев себя в зеркале, Лорин снова испугалась, как будто вернулся ночной кошмар. По телу опять пробежали мурашки, но она упрямо решила: это просто от холода.
Самое обыкновенное зеркало.
Но даже сейчас, в темноте, не видя лица своего отражения, Лорин чувствовала, как за этим тонким стеклом с серебряной амальгамой продолжает бушевать шторм, привлекая ее и взывая к ее душе. Непогода всегда притягивала Лорин. Еще ребенком она выходила на крыльцо и смотрела, как мечется ветер в вершинах деревьев, радостно подставляла голые ноги дождевым струям, с наслаждением ощущала близость могучей стихии, слушала, как гремят водяные потоки на железной крыше, как грохочет над головой гром. Если молния била достаточно близко, она испытывала восторг, чувствуя, как содрогается от удара земля. Девочка жадно вбирала в легкие наэлектризованный воздух, порой настолько влажный, что в нем можно было захлебнуться. Но был он так чист, так свеж, пронизан такой живительной силой, что она представить себе не могла, чем станет дышать, когда стихия уймется. А потом ее бедная мать, которая всегда страшно боялась грозы, обнаруживала дочь во дворе, с криками выскакивала на крыльцо и силком тащила ее в дом, прочь от дикой красоты мира, танцующего у самой грани хаоса.
Там, в зеркале, гроза по-прежнему ждала Лорин.
Что за странный самообман?!
Лорин протянула руку к зеркалу и услышала, как что-то дрогнуло, когда пальцы почти коснулись стекла. Она замерла, не смея вдохнуть. Снова дождь стучал по ногам, в глаза летела водяная пыль, порывы ветра обдавали лицо потоками брызг, воздух наполнялся запахом озона и пыли, и мокрой зелени, и влажной земли.
Моя буря. Моя.
Ее ладонь замерла в миллиметре от зеркала, вибрация усилилась, и вдруг она поняла, вернее, осознала, что зеркала она боялась не зря. В детстве у нее было богатое воображение, но от беспричинных страхов Лорин не страдала. Она никогда не зажигала ночник, не просила мать проверить, не прячется ли под кроватью страшилище. Всегда прекрасно себя чувствовала в закрытых помещениях, не боялась высоты, в воде плавала, как рыба, не больше других беспокоилась, когда предстояло впервые пойти в школу, да и с этими страхами моментально справилась, как только ей довелось дать сдачи юному задире, решившему, что она будет легкой добычей. В начальной школе у нее была репутация сорванца, хорошенького сорванца, но из тех, чьи косички лучше оставить в покое. Тем не менее все свое детство она заходила в дом через заднюю дверь и предпочитала подниматься по боковой лестнице, лишь бы только не приближаться к зеркалу.
«Я ведь была неглупым ребенком», — подумала Лорин.
Она вглядывалась в темноту зеркала и вновь заметила мгновенную, очень слабую вспышку зеленоватого света. На сей раз никакой волны воспоминаний. Ни Брайана, ни голосов, ни женщины с маками. Но огонек мерцал совсем далеко, в самой глубине зеркала, и ладонь потянулась к стеклу, все ближе, ближе. Ее влекла неведомая сила, неописуемая, призрачная жажда того, что помнило тело, но отказывался признать разум. Что-то связанное с зеркалом.
Лорин прижала ладонь к стеклу, дребезжание стало еще сильнее, зеленые вспышки засверкали чаще, ближе. В темноте Зазеркалья стали возникать контуры: горизонт, деревья, одинокий дом, заколоченный и покинутый. Странно округлый, слишком высокий, слишком узкий, но Лорин откуда-то знала, что это правильно, что так и должно быть. Поверхность зеркала оказалась теплой на ощупь, теплой, как что-то живое, как пригревшийся на солнышке кот. Но какая-то часть мозга, все еще остававшаяся здесь и сейчас, понимала, что это неправильно, что стекло должно быть холодным. В холле было нетоплено, босые ноги стыли на деревянном полу, нос покраснел от холода. Стекло должно быть холодным как лед. Другая часть ее разума диктовала: «Вот сейчас следует испугаться». Но она не боялась, и сознание того, что надо бояться, а она не боится, пугало сильнее, чем происходящие с зеркалом перемены, потому что какая-то часть ее души знала о зеркале все.
Зеленый свет добрался наконец до ладони, нежно коснулся ее, растекся между пальцами, потом заструился по всему зеркалу. Поверхность его мягко, призрачно засветилась. Лорин смотрела в огонь и сквозь огонь и по другую сторону ясно, словно белым днем, видела могучий лес, засыпанный глубоким снегом, голые, переплетенные в кружево ветки, заросшую подлеском поляну с маленьким одиноким домиком. А вокруг ни единого человеческого следа. Значит, жилье давно заброшено. И вот она уже видит внутренность дома, пыльные доски полов, затянутый паутиной потолок, закрытые ставнями окна, через которые все же проникает немного света, и вот уже виден большой круглый стол и вдруг — нет, невозможно! — Лорин вспоминает, как сидела под этим столом с карандашом и писала на нижней поверхности свое имя, радуясь, что мать ничего не видит.
