Он резко обернулся и указал на старую плакучую иву. Сквозь завесу листьев на склоненных до самой земли ветвях было видно темное пятно — вход в пещеру. Вновь повернувшись к Нуре, людоед пристально поглядел ей в глаза:
— Неужели ты действительно думаешь, что можно служить нескольким хозяевам? Нага кудахчуще рассмеялась:
— Разумеется, я нелояльна к хозяйке Шрентака и только делаю вид, что служу жалкой драконице, — поскольку это нужно моему настоящему хозяину. Я получаю от Сабл власть и необходимые знания — возможность творить заклинания, создавать потомков…
— …и чудовищ…
Нура самодовольно кивнула:
— То, что я узнаю от Сабл, делает меня более полезной в глазах моего настоящего хозяина. Нашего хозяина.
— Служить двум драконам одновременно — опасно, Нура Змеедева.
— Сотрудничать с двумя драконами. И я полагаю, что это мудро.
Теперь кивнул Мэлдред, задумчиво потирая подбородок:
— Если Сабл одержит победу, то ты неплохо устроишься при ней. А если победит тот, другой…
— …то я и при нем найду себе место. — Нура отклонилась назад и ухмыльнулась. — В любом случае, если победит черная, ты потеряешь все, а если хозяин — то, в лучшем случае, останешься у него в слугах. И, как бы ни случилось, своего дорогого друга Дамона Грозного Волка ты потерял навсегда.
Мэлдред стоял, уронив руки, и лишь бессильно сжимал кулаки. Последние слова особенно задели силача — ведь Дамон был для него ближе, чем брат.
— Тебе причиняет боль то, что ты предал его, принц?
Мэлдред уже был готов, собрав все силы своего огромного людоедского тела, ударить нагу, но вдруг услышал, как листья старой ивы едва заметно зашелестели. Посмотрев через плечо, он увидел, что из глубины пещеры брезжит едва заметный свет.
— Ну вот, хозяин проснулся, — тут же сказала Нура, проскользнула мимо удивленного Мэлдреда и исчезла за завесой листвы.
Мэлдред метнулся за ней, отведя в сторону большую ветку, затем на мгновение замер. Он закрыл глаза и стал лихорадочно нащупывать в глубине своей бочкообразной груди искру. Нашел! Людоед объял ее сознанием, уговаривая разгореться, пока жаркие волны не стали распространяться по его телу, рукам и ногам, доходя до кончиков пальцев, а кожу не начало покалывать от прилива магической энергии. Когда Мэлдред только учился накладывать на себя чары, приходилось использовать слова и жесты, много тренироваться, но теперь, по прошествии многих лет, чары, превращающие людоедское тело в человеческое, стали частью его самого — достаточно было просто сконцентрироваться. По мере того как искра увеличивалась, тело мага-людоеда сотрясалось от приливов энергии, оно разогревалось так, что становилось почти пунцовым. Через несколько мгновений Мэлдред опять уменьшился в размерах; его кожа утратила прежнюю синеву и обрела бронзовый загар; белая грива сменилась короткими светлыми волосами, которые выглядели так, словно их только что подстригли и тщательно расчесали; только лохмотья одежды остались прежними — чары изменяли только тело.
Людоед в человеческом обличье подошел к застойной луже, над которой до этого сидела Нура, посмотрелся в воду и явно остался доволен. Теперь он был привлекательным мужчиной с мощным телосложением, аристократичными чертами лица и чуть плутоватым, но властным взором. Такая внешность заставляла женщин в любом городе неизменно оборачиваться, а мужчин — задумываться и сравнивать его с собой. Мэлдред знал, что такое сочетание — самое выгодное. Все эти черты он позаимствовал у людей, в разное время приезжавших в Блотен по делам к его отцу. Форму бровей маг взял у короля бандитов, мощное телосложение — у профессионального борца, глаза — у наемного убийцы по имени Каолин, который лет десять назад был нанят с целью устранения одного выскочки-военачальника, который угрожал власти Вождя Доннага. Осанку Мэлдред позаимствовал у молодого пирата, которого он увидел много лет назад на берегу возле Кармиша, а улыбку — у шпиона из Уэйфолда (когда тот перестал быть полезным, Доннаг его казнил). Походку и манеры Мэлдред разработал сам. Он уже привык к своему человеческому образу, и вообще привык считать все человеческое лучше людоедского. Нура Змеедева сказала то, что Мэлдред и сам в глубине души прекрасно понимал: людоеды — жалкий отвратительный народ, низшая раса.
— Нура права. — Силач нахмурился, покачал головой и повернул действие заклинания вспять — его красивое человеческое тело тут же вновь стало уродливым людоедским. — Я недостоин даже притворяться человеком.
Затем он обернулся, посмотрел через плечо и увидел, как листья ивы, прикрывавшие вход в пещеру, слегка колышутся от дыхания находящегося внутри дракона. Мэлдред собрался с духом, приподнял завесу и вошел внутрь.
Свечение, которое было видно снаружи, исходило от глаз дракона — огромных, желтых, как у кошки, частично скрытых под тяжелыми веками. Как и все его собратья, дракон был огромен, правда, большую часть его тела скрывали густые тени, но Мэлдред ясно различал массивную голову и верхнюю часть толстой шеи. Дракон был черен, но все же не принадлежал к роду черных. Его формы были более обтекаемыми, голова — длиннее и шире, шкура казалась матовой, а шипы гребня, который начинался над глазами, сбегал по шее и скрывался в плотной тени пещеры вместе с остальным телом, — слишком длинными и тонкими. Это существо не походило ни на одного другого дракона Кринна, и, кроме того, у него отсутствовал какой бы то ни было запах — в пещере не пахло ничем, кроме болота, но зато тварь буквально лучилась мощью и испускала чудовищные волны всепоглощающего ужаса, который умеют наводить все драконы. Эти эманации были настолько сильны, что дракону приходилось всякий раз подавлять их в присутствии Мэлдреда и Нуры Змеедевы.
— Мэ-элдре-ед, — произнес дракон хриплым мурлычущим голосом.
— Да, хозяин.
Дракон показался Мэлдреду очень усталым и старым, хотя Мэлдред прекрасно знал, что по драконьим меркам он довольно молод. Настолько же молод, насколько и опасен. Маг ненавидел это существо почти так же сильно, как ненавидел себя за то, что служит ему.
Морда дракона чем-то напоминала лошадиную.
Нура, поднявшись так, чтобы ее лицо было прямо напротив, нежно перебирала усы, свисающие с нижней челюсти существа. Руки она, похоже, отрастила только что, и они смотрелись очень неестественно на ее свернутом кольцами змеином теле.
— Итак, принц, ты все-таки решил присоединиться к нам, — проворковала нага.
Мэлдред не обратил на нее никакого внимания и почтительно поклонился дракону, затем опустил глаза, глядя под ноги. Каменный пол пещеры дрогнул — существо заговорило. Его голос был раскатистым, речь — протяжной, и людоеду приходилось напрягаться, чтобы понять, что именно говорит дракон.
