Как здорово, если это Дашин тайный воздыхатель, подумал Кирилл, а вслух сказал:
- Фигня какая-то.
Но в глазах Даши отчётливо отразились омерзение и ужас.
- Это маньяк, - сказала она вдруг севшим голосом. - Насильник. Или убийца, - и передёрнулась.
Её тон не допускал возражений. Кирилл снова обернулся.
Красноватый отсвет из окна или от фонаря обрисовал фигуру "маньяка", подошедшего поближе. И Кирилл понял, что всё не так просто.
Парень, следивший за ними, был чудовищно худ: куртка из чего-то, вроде истрёпанного и грязного брезента, и штаны, доношенные до последней степени, до бахромы внизу и сеточки на коленях, болтались на нём, как на вешалке - вдобавок Кириллу показалось, что левый рукав куртки парня пуст. Обут незнакомец был в ботинки на босу ногу, разбитые до такой степени, что на одном из них отходила подмётка, открывая голые пальцы парня, если он делал шаг. Но не в одежде дело, хотя рядом с владельцем такого костюма любой бомж показался бы щеголеватым. Волосы незнакомца, тёмные, длинные и грязные, закрывали лоб - а его лицо Кирилла просто потрясло.
Бледную, острую, асимметричную физиономию покрывали шрамы такого свойства, будто парень попал в автомобильную катастрофу, причём - недавно. Длинный нос ломали, по крайней мере, в двух местах. Рваный шрам, относительно заживший, тянулся от виска к углу губ. Второй, более свежий, рассекал бровь. А взгляд незнакомца, напряжённый, злой и цепкий, показался Кириллу совершенно безумным. И смотрел он не на Дашу, а на него, Кирилла.
И всё это в целом было так прекрасно, что Кирилл вдруг проникся к незнакомцу невероятной иррациональной симпатией. Дружище, подумал он умилённо, ты, похоже, меня не любишь. Хочешь мне морду набить, а? Или, может, даже пырнуть меня ножом? Да попробуй, милости прошу! Наконец-то на кого-то не действует этот дурной гипноз!
Даша вцепилась в руку Кирилла цепко и сильно, как каракатица в добычу.
- Я не могу тут больше торчать, - зашипела в самое ухо. - Меня сейчас вырвет от этого бомжа, он маньяк! Пойдём!
Кирилл с трудом поборол порыв кинуться к бомжу с улыбкой и какой-нибудь вежливой глупостью: "Здравствуйте, мы знакомы?" - вздохнул и побрёл к Дашиной парадной. Он не сомневался, что незнакомец отстанет, и заранее страшно огорчился - но почувствовал спиной неотступный взгляд парня, тяжёлый и жаркий.
Мне сейчас должно быть, подумал Кирилл, противно и страшно. Но это - экстремальная ситуация, это, чёрт подери, экстремальная ситуация, связанная не с горными лыжами, а с живым человеком! Я одурел, но это божественно! Этот псих зол на меня, как будто я нормальный.
В двери подъезда Даша замешкалась.
- Зайдёшь ко мне? - спросила она с надеждой, быстро взглянув Кириллу за плечо. Там торчал бомж, генерируя тепловое и радиационное излучение чрезвычайного недоброжелательства.
- Нет, прости, - сказал Кирилл, чувствуя себя так, будто собирался удрать от Даши на свидание с очень колоритной девицей, способной на многое. - Я маме обещал прийти пораньше, - соврал он блеющим тоном, в глубине души надеясь на вспышку раздражения и брошенное: "Ну и маменькин сынок!"
- А... жаль, - огорчённо протянула Даша. Кирилл ощутил очередной укол разочарования. - Но не уходи, пока я в лифт не войду.
- Я подожду, - кивнул Кирилл рассеянно. - Посмотрю, чтобы никто не вошёл за тобой.
Он ждал, когда Даша, наконец, уйдёт. Она уйдёт - и случится чудесное и соблазнительное! Драка! Выяснение отношений! Что-то такое чистое, человеческое и живое, чего душа Кирилла жаждала с невероятной силой уже много лет!
Только бы этот бродяга не плюнул и не ушёл, пока Даша изливает на прощанье свою любовь и ласку, подумал Кирилл и вымученно улыбнулся. Даша поцеловала его в щёку и вспорхнула по лестнице, ни на секунду не забывая, что Кирилл смотрит, и что надо двигаться изящно и легко.
Звук, с которым за Дашей закрылись двери лифта, прозвучал для Кирилла, как ангельская музыка. Он с наслаждением повернулся и пошёл к бомжу, который честно дожидался, когда девушка удалится и можно будет, наконец, СДЕЛАТЬ ЭТО! Врезать Кириллу по шее! Воткнуть в него нож! Или что там ещё вызрело в этой больной душе!
- Здравствуйте! - вырвалось у Кирилла само собой, а рот расплылся в той самой дурацкой улыбочке, какую он постоянно видел на чужих лицах. - Мы знакомы? - спросил он, наслаждаясь редкой ненормальностью ситуации.
И бомж не обманул ожиданий. Он оказался настоящим психом, патентованным, со справкой из дурдома, потому что ни один нормальный человек не повёл бы себя таким образом.
Сделав два шага Кириллу навстречу, ненормальный бухнулся перед ним на колени, прямо в стылую грязь, но смотрел снизу вверх, Кириллу в лицо, прямым, тяжёлым, странным взглядом, в котором читались настороженность, мрачные подозрения и что-то, здорово похожее на ненависть. Глаза бомжа вблизи, в свете лампы над подъездом, оказались светло-карими, почти жёлтыми, и от взгляда по спине Кирилла пробежал озноб.
- Здравствуй, король, - хрипло сказал бомж. - Я за тобой пришёл.
Ух, ты ж, подумал Кирилл, у которого спёрло дыхание.
- Встань с земли, - сказал он, почти так же хрипло. - Почему - "король", и что значит "пришёл за тобой"?
Бомж поднялся с колен. Кирилл убедился: у него и впрямь одна рука. На второй, как минимум, нет кисти. Глядя Кириллу в глаза, однорукий выдал:
- Искал тебя весь день. Всё - правда: ты светишься и на тебе милость Божья, все знаки. Хорошо тут живёшь, а, король?
Ага, подумал Кирилл, парень-то - сектант! Промытые мозги, не выдержал обработки, может, и наркотиками накачивали... При таком раскладе - понятно, что с рукой и лицом.
Чувство опасности почему-то отступило, появилось жгучее любопытство. Обезумевших сектантов Кирилл не видел никогда. В круг благополучия, в центре которого Кирилл обитал с детства, всякого рода несчастные, увечные и изгои просто не попадали - в лучшем случае, они мелькали где-то на периферии, исчезая в тот момент, когда Кирилл обращал на них внимание.
- Как тебя зовут? - спросил Кирилл тоном психиатра из "Шестого чувства".
- Сэдрик, - сказал однорукий. - А тебя - Эральд, ты в курсе, король? Или тут тебя зовут иначе?
Сэдрика слега потряхивало. Кирилл, глядя, как дрожат его пальцы, сперва подумал, что это - чертовское нервное напряжение, но тут же сообразил: да холодно же ему! Он при минусовой температуре - в драной брезентовой ветровке и почти босой.
Люди - скоты, подумал Кирилл. И я с ними заодно. По улице бродит несчастный псих, одетый в лохмотья, калека, наверняка простужен - хорошо, если не воспаление лёгких. Судя по состоянию одежды, бродит давно, очевидно, голоден. И никому нет дела. Можно упасть на асфальт и подохнуть - никому ты не нужен, Сэдрик, бедолага.
