Мартин хотел было переспросить, да промолчал. Может, и правду говорит. Пару раз ему приходилось провожать из леса деревенскую знахарку, чтоб не попалась на глаза баронским прихвостням. Целебные травы без соизволения его милости брать не позволялось, но барон не обеднеет от сорванного пучка ромашки.
— Травница, значит? Была у нас в деревне травница, Аликой звали.
— Надо же, — травница усмехнулась, показав белые, словно сахарные зубы. — И меня люди Аликой кличут. Бывает же на свете такое?
Мартин и Марта переглянулись. Не им судить о совпадениях.
— Алика, у тебя при себе чего-нибудь от растяжения нет? — Мартина осенила удачная мысль. Он помнил, что их деревенская ведунья с подобными проблемами справлялась шутя. А вдруг повезёт? Может, судьба действительно лучше знает, кого посылать им навстречу?
— Мартин! — одернула его Марта. — Все уже прошло. А Алика голодная, наверное. — Она вытащила краюху хлеба и сыр. — Угощайся.
Какое-то время Алика недоверчиво рассматривала хлеб, словно не решалась взять. Марта не опускала руки. Ночная гостья хмыкнула и поудобнее уселась на свою сумку. Голубоватые блики нарисовали на её лице очень странное выражение, но через миг наваждение рассеялось.
— Ужасно голодная! — Девушка благодарно кивнула. — А от растяжения… Я с собою припасы не брала, в чулане сушатся. Полыни, разве что, истолочь?
Хлеб она отломила от краюхи, а на сыр смотрела, пока Мартин не нарезал его крупными кусками.
— А нож твой где, травница?
— Потеряла впотьмах. — Она сокрушенно развела руками. — Через бурелом пробиралась.
— Не страшно одной по лесу ходить?
— А что ж поделать? Ремесло моё такое. — Она передернула плечами и осторожно протянула руки к костру. — А вы тут какими судьбами по такой погоде? — Алика вдруг уставилась прямо на Марту. — Он тебе муж или брат?
Мартин замялся, а Марта на секунду задумавшись, уверенно ответила:
— Не знаю. Наверное, он — моя награда за все годы несчастья.
Мартин широко распахнул глаза, хотел сказать что-то, но где-то неподалеку затрещали ветки. Он моментально вскочил, настороженный, схватился за арбалет. Треск сменился скрежетом.
— Медведь? — одними губами спросила Марта.
— Ветер, — тихо, в тон ей, ответила Алика. — В такую ночь даже лесной хозяин не ходит…
— Может, и ветер, — процедил Мартин, — я проверю. Чтоб не откусил нам часом этот ветер ничего…
Мартин перехватил оружие наизготовку и бесшумно канул во тьму. В такую погоду погоню можно не ждать, но лучше лишний раз увериться, чем рисковать безопасностью двух беззащитных женщин.
— Ветер дерево повалил, — равнодушно сказала травница. — Обычное дело.
По костру плясали голубоватые язычки, и Марта не сводила с них зачарованного взгляда.
— Послушай, Алика… — Слова давались ей с трудом, но молчать было совсем невмоготу. При Мартине она бы не заговорила. — Тебя ведь не так зовут, да? — По лицу травницы не читалось ни да, ни нет. — Мой муж… Он нехороший человек. Он интересовался запретной магией. Мне кажется. Мне кажется, я видела таких… таких, как ты.
— Говори уж прямо — нечисть.
— Извини, — Марта стушевалась. — Пламя просто голубое… И железа ты не носишь.
— И не извиняйся за правду. Тем более ты знаешь, что нам врать нельзя.
— Я думаю, что мой муж может послать за нами… Не только людей.
— Может, и так, — она подняла голову, будто прислушиваясь. Марте показалось, что маленькие ушки Алики шевельнулись, как у зверя.
— А ты можешь как-то помочь? — решилась она. — Отвести след?
— Может, и могу, — не моргнув глазом, согласилась назвавшаяся Аликой.
— Я расплачусь.
— Чем? — Вот теперь нечисть заинтересовалась.
— А что ты хочешь?
— А что тебе дороже иного? — И, подождав, пока Марта всерьез задумается, предложила: — Есть хочу. Плошку крови его нацедишь?
— Нет. Бери, что хочешь, но его не трогай.
— Разве у тебя есть что-то дороже?
— А разве я могу распоряжаться другим человеком? Он мне не принадлежит, он — птица вольная.
— Что ж ты еще можешь дать? — задумчиво протянула тёмная. Будь она человеком, Марта была бы уверена, что она подсмеивается над недотёпистой баронессой.
Марта вздохнула и потянула за шнурок, на котором висел оберег со святыми письменами.
— Старинная вещь, от матушки досталось.
Нечисть отшатнулась и даже зашипела:
— Ссссовсссем сс ума ссспятила? Убери! А сережки у тебя из чего?
Марта ахнула и схватилась за уши. Серьги дарил ей муж, еще до свадьбы, когда пытался казаться милым и приветливым.
— Это золото с изумрудами, забыла совсем! Вот, возьми! Возьми!
— Давай уж, — с недовольным видом снизошла нечисть. — Спрячу ваши следы от живого и неживого. А ты бы поскорее реку пересекла. Да не по мосту, а на лодке.
Марта кивнула. Это вполне входило в их планы — граница владений Хольгера проходила по реке. А у моста их наверняка уже ждали.
* * *
Барон метался вдоль стены замка, лицо его раскраснелось.
— Шлюха! Мерзкая подлая шлюха! Она меня опозорила!
Двое приближенных сочувственно качали головами, опасаясь поддакивать вслух.
Густав втягивал голову в плечи при каждом резком движении хозяина. Ему почему-то казалось, что в воплях его светлости гнева столько же, сколько и злобной радости. Но ведь такого быть не может? Новости были неутешительные: собаки не смогли взять след, а в потемках, еще и при такой погоде, поиски нужно было прекратить, по меньшей мере, до рассвета.
Барон сыпал совсем не подходящими благородному роду ругательствами с того самого момента, как узнал об исчезновении супруги. То есть около полуночи, когда он ни с того ни с сего решил занести баронессе бокал подогретого вина.
Он даже хотел сам возглавить поиски, но ночь была слишком ненастна. Барон изволил отправить людей на тракт и к мосту, а также разослать во все деревни приказ немедленно выдать беглецов, буде таковые объявятся. Но ждать результатов в замке ему не хватало терпения. Он осушил еще один кубок граппы и направился обратно к западным воротам. У него осталось там одно незаконченное дело, у самой дороги. Свита последовала за ним. В прошлый раз верный Густав отвлек очень не вовремя, и от баронского гнева его защищало лишь то, что плети у барона под рукой не было, а швырять в слугу колдовским фолиантом не подобало.
А теперь его светлость мог закончить без помех.
— Как она могла сбежать с вонючим безродным мужиком?! Поймаю — скормлю обоих собакам! Нет, упырям! Темным тварям! — Он кинул бешеный взгляд в сторону, где скромно — насколько для нее это было возможно — застыла одна из упомянутых тварей.
Темная полупрозрачная фигура стояла неподвижно, опустив голову и сложив руки на груди. Слишком узкая пентаграмма, ограниченная пятью черными свечами по углам, мешала принять более свободную позу. Ловушка не позволяла ни окончательно принять телесную форму, ни полностью развоплотиться и исчезнуть из виду.
Ее подвело любопытство. Кто-то очень сильно возжаждал встречи с демоном недоброго пути. Смертные обычно не звали ее — напротив, старались отогнать всеми возможными способами. Нельзя сказать, чтобы это всегда удавалось, иногда излишняя настойчивость вызывала интерес, ради которого можно было примириться с некоторыми неудобствами.
Но в подобной ловушке она оказалась впервые.
На ее несчастье, колдовская книга содержала не только ритуал призыва, но и Истинные имена.
Приходилось стоять и слушать бесконечную, страшно неинтересную истерику. Оказавшиеся в том же положении помощники господина барона не вызывали сочувствия — они были вооружены холодным железом. Не смертельно, но очень неприятно, особенно если находишься в ловушке и не можешь улизнуть.
Она шевельнулась, переступив с ноги на ногу. Черный балахон — непонятно, из ткани или из сгустившегося мрака — колыхнулся, приблизился к одной из свечей. Огонь не погас, свеча лишь зачадила сильнее.
