— Ничего, привыкай к придворной жизни. Там ничего просто так не пропадает — ни словечко, ни улыбочка… К тому же ты посланница Ордена Меча — мы клятву верности Каролину не давали, да и ссориться с нами тоже недальновидно. Все это, Ромили, досужие рассуждения… Поверь, в них, конечно, есть смысл, но все будет зависеть только от тебя… Одно неверное или, что еще хуже, лишнее слово — и твоя песенка будет спета. Всякие политические расклады будут отброшены. В этом смысле поведение Лиондри непредсказуемо. Например, повторюсь, для Лиондри слово, данное его сыном, — пустой звук. Все решат впечатления, суть разговора, умение вести себя — главное, уметь сказать все и при этом не наболтать лишнего. Чем ты, собственно, рискуешь? Разве что заключением, но у тебя в этом случае будет надежный защитник. Кэрил… Уж он-то, как я заметила, не даст тебя в обиду. Кэрил — большая сила, тем более что он умен… Не забывай — Лиондри может и казнить тебя; хотя бы из желания отомстить мне.
Ромили невольно горько улыбнулась. Хорош расклад. Суть сказанного — головы можно лишиться в мгновение ока.
— Я не могу приказывать тебе, Роми. Я могу только просить. К сожалению, я не имею права отослать Кэрила одного в город — Ракхел может пойти на все, чтобы покрепче привязать к себе Лиондри. На любую провокацию, чтобы только обвинить Каролина и Орейна. Ребенок должен быть передан из рук в руки в целости и сохранности.
— Я, честно говоря, не думаю, чтобы слово наследника Лиондри ничего не значило, — задумчиво выговорила Ромили. — Зачем Хастуру лишние хлопоты с сыном? Да еще в такое время…
— О, вижу, ты думаешь, что разбираешься в политике, но уверяю тебя — Лиондри нельзя верить. Он действует исключительно ради своих интересов, и… — Она замолчала, потом закончила: — …ни перед чем не остановится.
Яни закрыла лицо руками. Наступила долгая, томительная тишина. Ромили глянула в небо — там густели пурпурные сумерки. Добродушное, проницательное, в четверть небосвода, око светила уже укладывалось на спину близлежащих холмов. Ветер стих, птицы не пели, изредка посвистывали в траве легкокрылые серебристые кузнечики. Ох, как было хорошо кругом — дышалось легко и свободно, и ночь обещала быть теплой под крупными, подрагивающими, чуткими звездами… Вспыхнув, они начинали перешептываться, и этот хрустальный звон спускался с небес и баюкал землю. Кто она, Ромили? Так, замухрышка, сбежавшая из родительского дома, о чем горько сожалеет, но вернуться ей уже нельзя. Член Ордена Божьих невест, решивших силой оружия отстаивать свои права, но именно сестры пригрели ее в трудную минуту, дали кров, накормили, напоили. Кто же она, Ромили? Уж во всяком случае, не неблагодарная тварь! Тем более она поклялась меченосице.
Она высвободила руку, положила ее сидящей на траве Яни на плечо и тихо сказала:
— Я поеду, сестра. Верь мне…
Перед тем как войти в город, Кэрил искупался в ручье, тщательно вымыл голову с помощью мыльной травы, подстриг ногти, переоделся наконец в свое прежнее потрепанное платье. Когда вылез на берег, попросил у одной из амазонок гребень и аккуратно причесался.
Последние несколько дней, постирав на одном из привалов свой наряд под руководством Ромили, он ходил в таком тряпье, что смотреть было больно. Кто-то из сестер одолжил ему рваные бриджи, кто-то латаную-перелатаную рубашку — таким образом, ему удалось привести свою неварсинскую одежду в более-менее пристойный вид. Хотя, скажем прямо, даже в этом облачении он мало чем напоминал принца крови.
Но ветхость одежонки не смущала мальчика — вообще за время путешествия он заметно опростился. Даже погрубел… С женщинами Кэрил теперь жил душа в душу, в общении не было сюсюканий и нежностей, но из палатки его не выгоняли. Парень-то он неплохой — это мнение было общим, даже Мхари перестала сверлить его гневным взглядом…
Причесавшись, юный Хастур вернул гребень и с сожалением сказал:
— Папа к Празднику середины зимы прислал мне новый нарядный костюм, пришлось оставить его в монастыре. Ну и ладушки. — Теперь он часто повторял эту приговорку Орейна. — Что есть, то есть…
— Если ты желаешь, я могу подстричь тебя, — предложила Ромили.
Мальчик кивнул, и девушка принялась за стрижку, при этом Кэрил несколько раз повторил, что он не лошадь, чтобы носить длинную гриву.
— И чтоб никто не трепал тебя за вихор, — с мрачным видом добавила Мхари.
— Благородных за вихры не треплют, — жизнерадостно объявил Кэрил. — А я после стрижки — вылитый благородный господин. Вообще-то, — уже серьезно, обращаясь к Ромили, сказал мальчик, — терпеть не могу тряпье. Что я, бродяга?
Потом, когда они остались втроем, он обратился к Яни:
— Местра Яндрия, вы не собираетесь поехать с нами? Мой папа не будет гневаться на того, кто был добр с его сыном.
Яндрия отрицательно покачала головой:
— Хороший ты мальчик, но мы с твоим отцом давным-давно в ссоре. Это случилось задолго до твоего рождения, тогда еще Ракхел не посягал на трон Каролина. После того, что случилось, мне бы не хотелось попадаться ему на глаза. С тобой поедет Ромили.
— Я вообще-то рад, что меня будет сопровождать Роми. Уверен, папа достойно наградит ее.
— Во имя всех богов, надеюсь, что так и будет! — с чувством воскликнула Яндрия.
Вот и настала минута прощаться. Кэрил отвесил предводительнице амазонок церемонный поклон, та подошла и попросту прижала его к своей груди.
— Аделандейо, — сказала она на прощание — так обычно женщины с гор провожали мужчин. — Скачите с Богом, и да пусть небесная сила сопутствует тебе. И Ромили!..
Только сейчас девушка заметила, с каким усилием Яни выговорила эти слова, как вздрогнули ее руки. Ясно, что предводительница имела в виду — дай Бог, девочка, чтобы мы снова увиделись; пусть минует тебя гнев Лиондри Хастура, его цепкие лапы.
Ромили легко впрыгнула в седло, огляделась и с неожиданной ясностью, возникшей с той поры, как она научилась глядеть на мир глазами Пречиозы — в такие моменты обострялись все чувства, — осмотрелась вокруг. Странно, но все окружающее, виденное и вроде бы изученное за эти два дня, теперь предстало перед ней как бы в первый раз.
Или в последний?
Бледное небо, латаная-перелатаная палатка-шатер, где разместились сестры, зеленеющие холмы — весна уже полноправно властвовала в округе, — редкая, насквозь прозрачная роща, вечная дымка над землей, пурпурная, манящая, — все вдруг предстало в своем первозданном виде. Все обрело смысл, получило собственный голос — а он тоже был хорош, звучен, волнующ: невдалеке Мхари и Лаурия сражались на палках, заменявших боевые мечи, — дерево стучало и пошуршивало тревожно и томительно; две другие девушки сошлись в рукопашной схватке и по многу раз отрабатывали один и тот же прием, чтобы в случае опасности защита сработала на уровне бессознательного — их уханья, возгласы звали размяться, сбросить лишний вес. Тревожно дымился костер… Непогасшие угли всегда опасны… Тут Ромили опомнилась — не в лесу же они находятся, здесь кругом полно воды; звонко журчит ручей. Бежит, зовет куда-то… В город? Увидим, вздохнула девушка.
