А что сделал Веттели? Энергично помотал головой и воззрился на любимую с таким видом, с каким одно не блещущее умом парнокопытное обычно взирает на новые ворота.
— Нет! Не понимаю! А что мне нужно?
Мисс Фессенден отвела взгляд.
— Какая-то другая женщина, более… соответствующая. Красивая. Блестящая. Светская, в конце концов. Я кто? Я только играю иногда в «настоящую леди», ради удовольствия своих родных. По внутренней сути же — простой школьный врач, и другой жизни не ищу. Я просто не заслуживаю такого парня, как ты. Вдруг ты не будешь со мной счастлив?
— Ты… меня?! Я — с тобой?!! НЕ БУДУ СЧАСТЛИВ?!! — от изумления он, все последние месяцы не устававший гадать, за что добрые боги ниспослали ему, такому заурядному, ничего особенного из себя не представляющему молодому человеку, небесный дар в лице мисс Фессенден, растерял последние остатки дара речи. Особенно возмутительной показалась мысль о какой-то там блестящей светской особе, смеющей стать у них на пути. — Пусть она только сунется, эта твоя другая женщина! — обещал он мрачно. — Я ей всё скажу, что думаю, уж не постесняюсь. А без тебя я вообще жить не могу. Ты только не бросай меня, ладно? Не то я того… умру! — это прозвучало совсем уж жалобно, но, должно быть, очень искренне. Эмили рассмеялась.
— Чудо ты моё!
Склонилась, поцеловала в щёку. Он тоже поцеловал её в ответ, и уже далеко не в щёку…
…— Ну, всё, всё! — она отстранила его через какое-то время, мягко, но решительно. — Достаточно на сегодня, иначе не знаю, чем это кончится. То есть, наоборот, знаю. Ты же не хочешь, чтобы я шла с тобой под венец, лишённая девичьей чести?
— Хочу, — ответил Веттели честно. Пресловутую девичью честь он склонен был считать скорее досадным излишеством, нежели достоинством невесты.
— А о наших семейных традициях ты позабыл? — осведомилась Эмили с напускной свирепостью, стукнула его подушкой по шее и заклеймила: — Развратник!
— Да! Я такой! — важно кивнул он, выдавая желаемое за действительное.
Лучшее время для того, чтобы думать о важном, — утро, когда ты ещё не до конца проснулся, и посторонние, чисто житейские мысли тебя пока не отвлекают. Лучшее положение — горизонтальное: тогда крови легче добраться до головы, что стимулирует мыслительные процессы.
К такому глубокому умозаключению пришел не до конца проснувшийся майор Анстетт в процессе обдумывания вчерашней загадки. Трудно сказать, насколько оно было справедливым, но ответ действительно нашёлся быстро. Точнее, ответы. Одно из двух: либо убийца достаточно силён в магии, чтобы навязать свидетелям ложные воспоминания, либо он вообще не принадлежит школе… Да! Он приходит в школу со стороны, но при этом прекрасно ориентируется в её планировке и внутреннем распорядке. Он пробирается в здание, никем не замеченный, потому что умеет ловко отводить глаза. Вершит своё чёрное дело и исчезает бесследно. Хитрый, опасный и неуловимый, может быть, одержимый, может быть, проклятый…
Он всегда действует очень расчётливо, но однажды ему просто не повезло: неподалёку от школы его заметил и узнал несчастный Честер Гриммслоу. Хоть и пьяницей был отставной полковник, и в больших летах, а всё-таки подготовленному офицеру не так-то просто отвести глаза. Вот откуда на поле для гольфа взялся заиндевевший труп со свёрнутой набок шеей — это наш убийца избавился от ненужного свидетеля! Ему даже тело прятать не пришлось, снег в тот понедельник валил, будто небо прохудилось. Полковника занесло в считанные минуты, так и провалялся бы до самой весны, если бы не случай, в общем-то, непредвиденный. Ведь как ни крути, а поле для гольфа зимой — не самое людное место…
Сложнее другое: почему этот чужак так хорошо знает школу изнутри, откуда получает сведения обо всём, что в ней происходит? Пробирается скрытно и следит? Маловероятно. День за днём отводить глаза нескольким сотням человек — на это даже профессиональному магу никаких сил не хватит. Значит, убийца вхож в Гринторп открыто, или был вхож раньше, или имеет осведомителя. Может быть, он родственник или близкий друг кого-то из учителей или обслуги, может, недавний выпускник, имеющий младшего товарища среди нынешних учеников, бывший сотрудник, уволенный и затаивший обиду, приходящий работник вроде трубочиста или крысолова…
Да, но с какой стати всем этим людям ненавидеть новичка Веттели, не причинившего им никакого зла, и вообще, ни малейшего отношения к ним не имеющего?
А кто сказал, что источник ненависти — именно убийца? Совсем необязательно питать душевную неприязнь к тому, на кого пытаешься свалить свою вину, это можно делать и из хо лодного расчёта. А за кандидатами в личные враги далеко ходить не надо, достаточно вспомнить, что единственной из всей школы, кому мистер Гаффин, отчаянно смущаясь и краснея, подарил книгу своих стихов, была мисс Фессенден… Ну конечно! Такую девушку, как Эмили, не полюбит только круглый идиот. А Огастес — он хоть и странен не в меру, но слабоумным его точно не назовёшь. А ревность — первейший повод для ненависти, это всем известно. Бедный, бедный Гаффин! Знает, что шансов у него нет, вот и бесится так, что все окрестные гоблины чуют его ярость. А убийца тут вовсе ни при чём.
…Нельзя сказать, что свежеиспечённая версия стороннего вмешательства устраивала Веттели полностью. Он осознавал её шаткость (особенно в части, касающейся удивительной осведомлённости преступника о школьных делах), но всё-таки взялся проверять, потратив на это весь субботний день.
Выяснить удалось следующее.
Ни у кого из учителей и наставников (за исключением самого Веттели) не было ни близко проживающей родни, ни круга общения вне школы.
Родня была у нескольких человек из обслуги, всё больше малолетняя или престарелая, а та, что в эту категорию не попадала, тоже служила при школе.
Каждый из немногочисленных приходящих работников имел такое неопровержимое алиби, что Веттели даже завидно стало. К примеру, упомянутого трубочиста накануне разбил сильнейший радикулит, и его увезли в Эльчестер скрюченным пополам, а крысолов на момент последнего преступления сидел в участке за драку — это подтвердил гринторпский констебль. На всякий случай, Веттели проверил и констебля — тот был в школе нередким гостем, особенно в последнее время. Но страж порядка тоже оказался чист.
Никто из выпускников в Гринторпе не осел, разъехались кто куда, даже две местные уроженки вышли замуж в Норрен и Эльчестер.
Зато бывшие сотрудники имелись, целых трое. Он добросовестно навестил их всех.
Первой оказалась милейшая престарелая дама в простом клетчатом платье и белом кружевном чепце. Вид у неё был самый что ни на есть сельский и домашний, однако, ещё в недавнем прошлом она преподавала словесность вместо Огастеса Гаффина. Могла бы и дальше преподавать, но купила очаровательный домик в деревне и захотела на покой, к фиалкам, вязанию и любимым книгам, так что ни о какой обиде и речи не шло.
