Развернувшись всем телом, Зубейда размахнулась и влепила пощечину по обрюзглому, замазанному сурьмой лицу. Женщина визгнула, Зубейда ударила снова - наотмашь, не жалея пальцев.
- Мразь... Тупая несмысленная мразь... - прошептала она, придерживая ушибленную - попала по подбородку - ладонь.
Мараджил отодвинула кормилицу и сделала шаг вперед. Задумчиво посмотрела на Буран. Вздохнула и потянула из ножен длинный хорасанский кинжал - прямое лезвие тускло блеснуло в полутьме качающихся, капающих листьев.
- Бесполезная дрянь, - покачала головой парсиянка.
- Н-не на-ааадо-ооо...
Черной глупой тушей Буран подалась назад, пытаясь ползти на заднице по камням и мелким сучьям.
Мараджил шагнула снова. Зайнаб стояла столбом, вытаращив глаза и приоткрыв губы. С нижней свешивалась капля слюны. Жена Мамуна тоненько блеяла - как овца, которой связывают ноги перед убоем. Овце нельзя показывать нож, это против шарийа, но она его все равно чувствует...
- Меня сослали в Хисн-аль-Сакр, - с тихой, лютой ненавистью пробормотала Мараджил, широко раскрывая черные, страшные глаза. - В глушь, в холод, в безлюдье. Из-за тебя, сука. Подумать только, я ведь могла опоздать к переправе...
И, зашипев, парсиянка шагнула снова, цапнула Буран за платок, мстительно скривилась и всадила лезвие под подбородок. Жена Мамуна вытаращилась, засипела и забулькала. На грудь по черной ткани влажно потекла кровь.
С чавкающим звуком выдернув нож, Мараджил пнула обмякшее тело в плечо, и оно завалилось на спину.
- Ее убили танджи на переправе, - тускло проговорила парсиянка, медленно вытирая лезвие об абайю убитой.
- Да... да... - шелестом откликнулись все.
Даже Зубейда услышала свой шепот. Буран лежала, жалко раздвинув колени. Дыра под подбородком все еще била багровым ручьем освобожденной крови.
- Тетя Бура-аааан... - пискнул ломкий мальчишеский голос.
Марван заревел, а сидевший рядом Аббас завизжал, как резаный:
- Убили, убили, убили!
Мараджил шагнула к орущим мальчишкам и залепила оплеуху сначала одному, потом другому. Аббас и Марван поперхнулись ревом и затихли.
Темным от чужой крови пальчиком парсиянка подняла Аббасу подбородок, нагнулась и заглянула в глаза:
- Когда-нибудь ты станешь эмиром, мальчик. Возможно, даже халифом. Так вот, Аббас, запомни: никогда, слышишь? Никогда не оставляй в живых тех, кто тебя предал. Ты понял меня, мой мальчик?
- Да, бабушка, - прошептал тот помертвевшими, мокрыми от слез и соплей губами.
- Ну вот и прекрасно... малыш, - сказала Мараджил и улыбнулась.
Распрямилась и повернулась к Зубейде:
- Рада видеть тебя, матушка.
Лицо парсиянки распустилось и разом потеплело.
- Я тоже, сестрица... - еле слышно пробормотала Ситт-Зубейда.
Голос Якзана звякнул так резко, что она вздрогнула, как от озноба:
- Теперь, когда у вас есть охрана, я должен уйти.
- Почему? - резко обернулась Мараджил.
Разглядывая игру тени и света в мелких мокрых листочках, сумеречник спокойно ответил:
- Злая удача. Боюсь, она меня нашла.
- Чушь! - фыркнула парсиянка.
- За мной идет смерть, - упрямо покачал соломенной стриженой головой лаонец.
Раздавшееся из темной листвы тихое старческое хихиканье заставило Зубейду подпрыгнуть снова.
- Ошибаешься, желтоглазик, - пробормотал скрипучий голос.
Кряхтя и отряхивая штопаный старый халат, обладатель мерзкого голоса подошел ближе и погладил лысую, всю в коричневых старческих пятнышках, голову. Халат истрепался настолько, что о цвете его оставалось лишь гадать. Но веревочные сандалии и веревочный же пояс - равно как и отсутствие чалмы - разъясняли многое: язычник. Огнепоклонник, как и Мараджил?
- Говори яснее, о Фазлуи, - раздраженно и устало отозвалась парсиянка.
Ах вот оно что. Маг-сабеец.
- Бесполезно бежать от идущей смерти, - показывая беззубые десны, прошипел тот. - К тому же, смерть охотится не за этим сумеречником.
- Объяснись, о Фазлуи, - подбираясь под доспехом, тихо сказала Мараджил.
- Ошибки зрения, просчеты астрологов и бешенство духов связаны не с твоей злой удачей, о Якзан, - прошамкал довольный маг. - Возмущению сил в сумеречном и полночном мирах есть более серьезная причина...
Зубейда почувствовала боль в ладонях и обнаружила, что стиснула кулаки до белизны в костяшках, и ногти вошли в кожу.
- Смерть идет через Руб-эль-Хали, - покивал сам себе Фазлуи и улыбнулся, как расслабленный. - И совсем скоро пройдет Дехну и выйдет к югу от Куфы. Смерть, какую аш-Шарийа не видывала много, много лет...
- Тарик, - на глазах бледнея, пробормотала Мараджил.
- Бедствие из бедствий, - умильно и безумно улыбаясь, подтвердил маг.
- Разве нерегиль идет не под началом моего сына? - странно вскрикнула парсиянка.
- Я смотрел в кровавую воду на переправе, о яснейшая, и мне был явлен образ будущего, который выдубила листьями джиннов рука всемогущества, - беззубо ощерился сабеец. - Халиф изберет путь по волнам. Они разделились, моя госпожа.
- Он опять спустил его с поводка... - смятенно пробормотала Мараджил.
- Смерть, - снова повторил Фазлуи. - Идет с юга, как пыльная буря. И горе тем, кто окажется у нее на пути.
- Теперь мне точно нужно выслать гонца к Тахиру, - зло прошипела парсиянка.
- Куда же нам деваться... - пробормотала в сырой воздух Ситт-Зубейда.
- Мы поедем в Ракку, - решительно встрепенулась Мараджил. - И ты, Якзан, поедешь со мной.
Она резко обернулась и смерила сумеречника взглядом.
- Будешь при мне, - сквозь зубы процедила парсиянка, сжимая и разжимая пальцы на рукояти кинжала. - Ты ведь не бросишь детей своего господина, правда, Якзан?
Лаонец смотрел на нее с непроницаемым лицом.
- Не бросишь, - удовлетворенно прошипела Мараджил. И рявкнула: - Ну, тварь?!.. Отвечай, я сказала!
И хищно обернулась к мальчишкам. Те глядели на нее, разинув дрожащие рты.
- Не брошу, - глухо отозвался лаонец. - Буду при тебе.
- Ты и твои воины, - жестко добавила парсиянка.
- Я и мои воины, - нехорошо щурясь, прошипел сумеречник.
- Т-так-то лучше, - пробормотала Мараджил. - Так-то лучше, о Якзан... Ссыкливцы при мне, ты при мне, никого лишнего...
- Ты солгала насчет предательства, - бесстрастно произнес лаонец. - Ты приказала убить невольниц, чтобы не тащить их с собой. И не оставлять свидетелей.
В ответ парсиянка лишь передернула плечами:
- Ну и что с того? Мои молодцы насиловали бы их на каждом привале - криков не оберешься, ссор и беспорядков... А так, они все отправились в этот ваш ашшаритский рай нетронутыми и невинными...
