По всей деревне амбары и стойла, дома и огороды переходили в руки к военным. Одного замка им не хватало. «Сколько же их сюда понаехало?» — шептались крестьяне. Точно они не могли сказать, потому что те военные, что тогда утром выстроились на деревенской лужайке, оказались лишь маленькой горсткой войска, остальные начали прибывать потом. Одни говорили — их тысяча. Другие — десять тысяч. Одно жители деревни знали наверняка: синемундирников в деревне сейчас было больше, чем местных.
Довольно скоро начались поборы. Жителям Ириона объясняли, что восстановление деревни требует больших затрат, и что они обязаны внести в это дело посильную лепту. Синемундирники являлись в каждый дом и требовали уплатить подати — деньгами или натурой. Такое мало кто мог себе позволить, однако еще меньше было тех, кто посмел бы отказаться от уплаты. Тех же, кто все-таки отказывался, незамедлительно объявляли изменниками, хватали и бросали в подземелья замка. Деревенские жители с ужасом думали, как будут платить подати в будущем. Многие задумывались о том, что придется продавать все, что честным трудом было нажито за всю жизнь. Некоторые были готовы продать сами себя. Третьи отправлялись в ваганский табор, чтобы попросить у ваганов взаймы. Но ваганам нечего было дать взаймы.
Поборы с ваганов были вдвое выше, чем с ирионцев.
Рейды в табор совершались регулярно. Ваганы исправно платили подати, но все равно их подозревали во всевозможных преступлениях. После того как начались поборы, в деревне пышным цветом расцвело воровство, ну и, естественно, стоило чему-либо пропасть, как в краже тут же обвиняли ваганов. Вскоре их стали винить и во многом другом, ну а уж если доказать, что они совершили то-то или то-то, никак не получалось, тогда начинались байки про ваганское колдовство. Местные жители, казалось, напрочь позабыли о том, как радовались они прежде этому самому ваганскому колдовству. А теперь… прокисло молоко — из-за ваганского колдовства. Сгнило яблоко — тоже ваганы сглазили. Плохая погода — ваганы виноваты, а погода в Тарне была неважная во все времена. Как же деревенские жители ненавидели ваганов! Довольно часто на ваганов нападали. Некоторых убили. Но ваганы все терпели. Ну а кто бы их стал слушать, скажи они хоть слово против? Уж конечно, не синемундирники и не жители деревни, которые были готовы винить ваганов во всех своих бедах. Да, синемундирники жестоко карали ваганов, но находились и такие, кто считал, что можно было бы и покруче обходиться с этими бродягами. Все равно от них бед не оберешься.
Ну, например, из-за ваганского разбоя был введен комендантский час. Касалось это, конечно, не военных, а только деревенских — им же так было спокойнее, и чтобы ваганы по ночам не разбойничали. После двенадцатой пятнадцатой никому из жителей Ириона не разрешалось выходить из дому.
За нарушение деревенских судили.
А ваганов вешали.
* * *
Потом Джем с ужасом вспоминал о том, как впервые увидел повешение.
Когда синемундирники ушли с деревенской лужайки, после себя они оставили одну вещь — виселицу. Первыми там были казнены жители деревни, вовремя не уплатившие податей. Вскоре ожидалось повешение ваганов. За то или за другое. За нарушение комендантского часа. За кражу хлеба. За кражу детей.
Ваганов много.
Значит, и казней предстояло много.
Казни должны были превратиться в регулярные мероприятия. Один раз в каждую фазу, в день, предшествующий Кануну, крестьяне должны были собираться на лужайке. В принципе, созывать их туда должен был барабанный бой, однако могли и сами прийти. Атмосфера перед казнью предполагалась праздничная. Хмельное пиво и вкуснейшие, хоть и жесткие, как камешки, тарнские печенюшки. Первым делом следовало объявить, в чем провинились ваганы, на что крестьяне обязаны были ответить свистом и одобрительным ревом. А потом, когда из-под ног у ваганов будут выбиты табуретки, жители Ириона, конечно, радостно возопят. И тогда снова взмоет в небо «Эджард Синий», и снова оркестр сыграет «Гимн флагу».
На казнь Джема сопровождал капеллан. Тетя Умбекка пойти отказалась. Она решила, что хоть сама по себе казнь — дело, безусловно, полезное и нужное, но она боится расстроиться. А вот Джему, на ее взгляд, посмотреть на это было полезно. Повесить должны были вагана, который украл юношу.
Капеллан спросил, сможет ли Джем стоять на костылях на эшафоте во время казни, в то время как будет зачитываться приговор. Потом, по прошествии времени, Джем жестоко пожалеет, что согласился на это, и будет с тоской думать о том, сколь бесполезна и жестока была та жертва, которую в тот день бросили к его ногам. Но надо учесть, что казнь состоялась вскоре после возвращения Джема в замок, и с памятью у него на ту пору еще было неладно. Все взахлеб болтали о злобных ваганах и о том, что Джему чудом удалось остаться в живых.
Обвиняемого в похищении Джем прежде никогда в глаза не видел. Юноше так и не сказали, как зовут этого человека. В любых описаниях он фигурировал как «грязный ваган». Но он вовсе не был грязен — только смугл. Выглядел он странно, не по-вагански — с него сорвали яркую одежду и тюрбан и облачили в серый балахон. Потом Джем обнаружил, что балахон с казненного сняли, дабы использовать его еще раз. Затем мертвого вагана швырнули в канаву за околицей деревни. Ваганов не надлежало хоронить на кладбище. Перед казнью ваган вел себя сдержанно и спокойно, хотя не выглядел ни отчаянным храбрецом, ни богатырем.
Джем стоял на эшафоте и смотрел на лицо внизу. Голова у него немного кружилась. Он был взбудоражен, взволнован, ему казалось, будто в нем сосредоточена какая-то сила, власть. Рядом с ним капеллан разглагольствовал о том, насколько же злобны и порочны ваганы, что не остановились перед тем, чтобы похитить несчастного калеку. Когда эту историю Джему рассказывала тетя Умбекка, ее голос дрожал, и в конце концов она разрыдалась. В устах капеллана история приобрела пафос. Оратор просто-таки пылал праведным гневом. Изящно взмахнув рукой, он указал на тоненькую фигурку еле державшегося на ногах калеки…
… который отправился на самую невинную прогулку по аллее. Представьте себе эту картину: яркое, ласковое солнце освещало тропинку! Пели птички! Синело за кронами деревьев небо! Кто бы мог поверить в то, что эта пасторальная картина вот-вот превратится в сцену ужаса? Представьте себе несчастного калеку и его тетушку, которые шли по тропинке и весело болтали, наслаждаясь прелестями природы, любуясь порхающими бабочками и зелеными листочками. «Взгляни, милый Джемэни, на эту чудесную бабочку», — говорит досточтимая госпожа Ренч, оборачивается с улыбкой, полной любви и нежности, к мальчику. Но, о, ужас! В этот миг из-за дерева выскакивает злобный ваган, схватывает бедного калеку и, не дав тому даже закричать и позвать на помощь, утаскивает в лес, предварительно набросив ему на рот отравленный платок!
