Лишь когда все пятеро достигли границы в горах Хест, они остановились, и Боринсона разбудили, чтобы он поел.
Близилась ночь, и Пэштак, стащив его с седла, сказал:
— Поспи здесь часок, пока я приготовлю ужин для ее величества.
Боринсон тут же опустился на подстилку из сосновой хвои и заснул бы немедленно, когда бы на него не пахнуло духами Саффиры.
Она прошла мимо, и сон мигом слетел. Боринсон сел и так долго смотрел вслед ее грациозной фигурке, что это не понравилось Ха-Пиму.
В кронах сосен ворковали голуби, в сухом горном воздухе витал запах близкой воды. Боринсон посмотрел на запад.
Никогда он не видел, как садится солнце над Соленой Пустыней Индопала, и увидев, запомнил это навсегда. Пустыня, растянувшаяся на сотни миль, казалась совершенно плоской, вечернее солнце окрашивало ее в нежно-фиолетовый цвет, ветер гнал над равниной облака красной пыли. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом, походило на огромную розовую жемчужину.
Но никакая красота пустыни не могла сравниться с прелестью Саффиры. Боринсон с замиранием сердца следил, как она спустилась по склону к укромной узкой долине, как встала на колени возле небольшого озерца, где на берегу среди камней цвели примулы и летали пчелы. Саффира скинула покрывала, и красота ее отозвалась в душе Боринсона невыносимой болью. Это была настоящая пытка.
Склонившись над озером, она посмотрела на свое отражение. К закату ей уже передали сотни, а быть может, тысячи даров обаяния и Голоса.
Затем обернулась и увидела, что Боринсон не спит и смотрит на нее.
— Сэр Боринсон, — сказала она ласкающим слух голосом. — Подойдите, посидите со мной.
Он поднялся, ноги стали вдруг непослушными. Переставляя их, будто бревна, подошел и почти упал рядом с нею. Саффира обольстительно улыбнулась и коснулась его руки.
Ха-Пим придвинулся ближе, сжимая рукоять кинжала. Выражение лица здоровяка-охранника ничего хорошего не сулило.
— Достойна ли я того, чтобы передать вашу просьбу о перемирии? — спросила Саффира.
— Достойны, — кое-как сумел выдавить Боринсон. — Еще бы нет.
Ее голос прозвучал для него музыкой, а собственный показался хриплым карканьем.
— Скажите, — продолжала Саффира, — у вас есть жена?
Боринсон сообразил не сразу. Беспокойно сморгнул.
— Жена?.. Да, миледи.
— Она красива?
Что он мог ответить? Раньше Миррима казалась ему красивой, но по сравнению с Саффирой она была… просто корова.
— Нет, миледи.
— И давно вы женаты? Он попытался вспомнить.
— Недавно, дня два. А может, три.
«Кажется, я выгляжу полным дураком», — подумал он.
— Но вы уже немолоды. А раньше у вас не было жены?
— Что? — спросил он. — Четыре… да, так.
— Четыре жены? — переспросила Саффира, подняв бровь. — Для человека из Рофехавана это много. Я думала, у вас принято иметь только одну.
— Четыре дня, как я женился, — пробормотал Боринсон. — Именно так. Четыре дня.
Он постарался произнести это как можно внушительнее.
— А раньше сколько у вас было жен?
— Ни одной, миледи, — отвечал Боринсон. — Я… служил телохранителем принца. Времени на жену не оставалось.
— Печально, — сказала Саффира. — Сколько же лет вашей жене?
— Двадцать… лет, — уточнил Боринсон.
Саффира оперлась о камень, откинулась назад. При этом она задела руку Боринсона, и он уставился на свои пальцы, не в силах отвести взгляда.
Ему хотелось протянуть руку, дотронуться до Саффиры еще раз, но знал, что это невозможно. Она не создана для таких ничтожеств, как он. Она коснулась его случайно, и больше этого не повторится. Он вдохнул аромат ее духов.
— Двадцать — это много, — сказала Саффира. — Я слышала, что в вашей стране обычно ждут, когда женщина достигнет брачного возраста.
Он не знал, что ответить. Самой Саффире на вид было лет шестнадцать, замужем она не первый год и родила Радж Ахтену четверых детей. «Должно быть, она все же старше, чем выглядит, — подумал он. — Но больше семнадцати ей быть никак не может — если только она не брала дары обаяния у детей».
— Я вышла замуж, когда мне исполнилось двенадцать, — сказала Саффира с гордостью. — Я была самой молодой из его жен, а он был самый красивый мужчина на свете. Он сразу полюбил меня. Другие наложницы нравятся ему за то, как они танцуют или поют. Но меня он любит больше всех. Он очень добр ко мне. И всегда дарит подарки. В прошлом году прислал двух белых слонов для прогулок, с наголовниками и паланкинами, расшитыми бриллиантами и жемчугом.
Боринсон однажды видел Радж Ахтена. Тот обладал тысячами даров обаяния. И сейчас, глядя на Саффиру, Боринсон понял, как он может быть дорог для женского сердца.
— Первого ребенка я родила, когда мне еще не исполнилось и тринадцати, — продолжала Саффира. — Я родила четверых.
Боринсону послышалась печаль в ее голосе. Он испугался, что разговор подошел к тяжелой для нее теме — к гибели сына.
Во рту у него пересохло.
— Э-э… и вы ходите родить еще? — спросил он, молясь про себя, чтобы это было не так.
— Нет, — она опустила голову. — Больше я не могу иметь детей.
Боринсон хотел было спросить, почему, но она покосилась на него и заговорила о другом.
— Я и не думала, что у мужчин бывают рыжие волосы. Ведь это некрасиво.
— Я… ради вас я их сбрею, миледи.
— Не нужно. Тогда станет видна эта ваша белая кожа и крапинки.
— Тогда я их перекрашу, миледи. Я слышал, что из листьев индиго и хны делают черную краску для волос.
Он не стал говорить, что такой краской пользовались во время вылазок в Индопал разведчики и наемные убийцы северян.
На губах Саффиры появилась улыбка, самая прекрасная из всех, какие он только видел.
— Да, старики в Индопале, когда начинают седеть, иногда красят волосы, — сказала она. — Я пошлю за краской. Она немного помолчала. И неожиданно похвасталась:
— Мой муж — величайший человек в мире.
Боринсон вздрогнул. Подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Но услышав это от Саффиры, он понял, что так оно и есть,
— Да, о Звезда Пустыни, — сказал он, подумав внезапно, что «миледи» слишком расхожее обращение и подходит разве только для пожилых матрон с иссохшими лицами.
— Он надежда мира, — сказала Саффира с полной убежденностью. — Он объединит человечество и перебьет опустошителей.
«Разумеется, — понял Боринсон, — это замысел великого человека. Кто может быть могущественнее, чем Радж Ахтен?»
— Так и будет, — согласился он.
— И я помогу ему, — продолжала Саффира. — Я принесу мир в Рофехаван, попрошу всех сложить оружие и остановить бесчинства Рыцарей Справедливости. Мой любимый долго сражался за мир, и теперь Великий Свет Индопала озарит все земли. Варвары Рофехавана падут перед ним на колени или будут уничтожены.
