Ангел пришел в себя, мы весело чокнулись и выжрали эту бурду, которую впоследствии я поклялся не употреблять даже под страхом самой ужасной смерти.
Глаза хранителя вылезли из орбит, разом потекли и сопли и слезы, рот судорожно хватал воздух. Собственно я и сам испытывал нечто подобное, вдобавок именно мне пришлось произносить заклинание.
Не стоит дословно переводить его. Весь текст умещается на двадцати страницах машинописного текста. Более всего в нем изобилуют научные названия женских органов, которые так или иначе отличаются от мужских.
Пара-тройка заумных фраз, перевод которых вообще бессмыслен. Типа : – Отдай нам то, чего желаешь ты сама, Природа Мать. Вот в таком духе. Таком аспекте. Читать данный монолог требовалось четыре раза. На все стороны света. Что я старательно и сделал.
Как, как описать то чувство, тот шок, который я испытал, увидев довольную физиономию Мустафы-женщины!!!
Передо мной стояла не просто женщина. На меня смотрела «Мисс всевозможные достопримечательности». Красивая. Стройная. С обалденнно длинными ногами, растущими из-под мышек. Не женщина, а высший класс. Ангел стоял в позе принимающей вечерний душ Андромеды, стыдливо прикрывая ладошками то, что обычно прикрывают. Я только и смог, что выдохнуть:
– Ну ты, Мустафа, вообще!
– Называй меня лучше Мерлин, – скромно потупясь, промолвил, что соловьем пропел, ангел.
– Это ты брось, буржуазными именами прикрывать свое пролетарское происхождение. Маруськой будешь.
Хранитель попробовал было возмутиться, но что-то не сработало и он стал быстро бледнеть.
Поначалу то я тоже подумал, что от моего вида. Но вскоре понял, что причина кроется совершенно в другом. Маруська-Мустафа разжало руки и… о, Боже! Наука здесь оказалась бессильна. Будь ты хоть трижды волшебником, а из настоящего мужика бабу не сделаешь.
– Ты на себя то посмотри, Склифосовский!
Я посмотрел. Ну и ничего особенного. Ну ноги кривоваты. Волосатость повышена. Грудь, как воздушные шарики, наполовину наполненные водой. Животик тоже симпатичный. Свисает слегка, но мне даже нравиться. А то что в бане меня легко отличить от женщин, так я мыться не собираюсь.
– Ты в воду посмотри, недоучка! – скромно посоветовал (посоветовала) Мустафа, небрежным жестом поправляя пышные, до пупа, волнистые волосы.
За неимением зеркала или лужи я заглянул в котелок, в котором еще оставалась жидкость.
Здесь мне уместнее промолчать и сразу перейти к действиям на территории врага. Что значит – рассказывать все подряд? А я не помню! Хорошо, уговорили.
Страшнее рожи я в жизни не встречал.
Несомненно, я видел перед собой лицо женщины, лет, эдак тридцати от роду. В прыщах, с бородавками во всю щеку, с дряхлыми, обвисшими щеками и подбородком. А волосы!? Клочья ломающихся при одном прикосновении желтых, довольно редких стебельков.
– Ты в детстве гепатитом не болел? – через плечо заглянуло обворожительное личико ангела.
– Не болел, – отрывисто и довольно грубо бросил я.
– А коклюшем? – продолжал выговаривать аппетитный ротик.
– Отойди, пока не пришиб, – а ведь могу. Чувствую, что могу.
– Фи, как грубо, – надулась (я уже запутался) Мустафа, – Какая же вы невоспитанная. Бить женщин, это ниже всякого достоинства.
– Какая ты женщина, – я оторвался от котелка и затряс перед испуганным лицом ангела скрюченными пальцами с кривыми, в красных пятнышках, давно не строганными ногтями, – Одевайся, пока весь белый свет не видел твоих… тьфу ты, господи.
Я отвернулся и напялил на себя свои же собственные штаны. Теперь они залазили гораздо труднее. Моя средняя часть заметно подалась вширь. Ботинки вообще не налезли. Так я и остался не совсем как бы одетый, но и не совсем как бы раздетый. Пятьдесят на пятьдесят.
Мустафе повезло больше. Как всегда. Он безжалостно обрезал штанины, напялил полученные шорты, натянул майку без рукавов и…
– Пойдешь позади меня, – тихо, но твердо приказал я.
Возражений не последовало и мы, быстренько собрав нехитрые пожитки, потушив костерок способом таежных охотников, отправились пряничком к городу.
Пристукнуть парочку загулявших крестьянских бабенок особого труда не составляло. Замотав их веревками, вставив в рот по кляпу, мы привязали их на таком месте, где их быстро найдут. А сами влезли в их более чем скромные одежды и теперь, полностью замаскировавшись под обитателей королевства, с кошелками на плечах, двинулись прямиком к воротам города.
Нас несколько раз останавливали на дорожных постах, но бесспорная красота
Мустафы действовала настолько впечатляюще даже на холодных воительниц, что на все остальное попросту не обращали внимания.
– Если ты еще раз при обыске улыбнешься, я тебе всю улыбалку разобью, – на полном серьезе сообщил я Мустафе, которого солдатки обыскивали особо тщательно.
– Ты ревнуешь, дорогая?
На нас стали оборачиваться. Естественная реакция прохожих, видящих, как страшенная тетка с авоськами пинает под зад молодую, красивую леди.
– Двинулись в буфет, – толканул я ангела под бок.
– Вы имеете ввиду трактир? – щерясь на проходивших мимо девок, хранитель как бы между прочим отвечал мне. И вот ведь зараза, старался идти чуть в стороне. Вроде не со мной. Стерва!
– В трактир, в трактир. Ты ж все дело запорешь. У тебя есть хоть капля патриотизма. Или совести. Прям, как баба настоящая.
– А я может быть всю жизнь мечтал стать женщиной. Вот ты скажи? Может иметься такая мечта?
– Твоя мечта в кармане, а если ты и дальше так будешь позориться, то мне придется действовать одному.
Это немного подействовало. Походка ангела приобрела твердость, губы упрямость, глаза бесстрашие. Что еще больше сделало ее привлекательной.
Я сплюнул на мостовую и, больше не обращая внимания на гарцующую за мной красотку, двинулся к дому, на дверями которого висел рекламный плакат из толстой, полусгнившей фанеры с изображением давно сдохшего поросенка.
– Сюда? В эту грязь? – попробовал было завозмущаться хранитель, но пинок заставил его принять приглашение.
Внутри столовой, извиняюсь, трактира, оказалось довольно уютно. Горели свечи на столах, в углу толстая тетка наяривала заунывный местный шлягер на скрипке, Парча и ковры. За столами с резными ножками, покрытыми скатертями, сидело несколько женщин и лениво тянули из высоких стаканов светло-зеленую жидкость.
За стойкой суетилась барменша в белоснежном переднике.
– Мне пожалуйста коктейль «Красная Мери» – с ходу заявил Мустафа, вальяжно раскинувшись на высокой круглой табуретке.
Барменша выкатила глаза, с недоумением уставясь на ангела. Я пнул его ногой.
