— Иди сюда, Левински, — пьяно гоготали они. — мы тебе нальём чакушку!
И поливали кислотой окрестное пространство.
— Иди ты к птичке в зобик! — так же пьяно отзывался захмелевший Бойк Левински.
Все хохотали.
Пока внизу шло представление, на совершенно незащищённую вершину высадили экскаватор. Все были абсолютно трезвы и серьёзны.
— Копай давай, копай! — принуждала землеройку Наташа, сидя на ней верхом и старательно тыкая её головкой в землю.
Та лишь бесцельно ползала, беспомощно поводя по сторонам подслеповатыми глазами.
— Сюда, сюда копай! — бегал перед глупым животным сказочник Жучинский и топал слабой ножкой в окаменелую от сухости почву.
— А вот я тебе как тресну по сопатке! — с неиссякаемым азартом рявкнула Грыжа и свалилась прямо на башечку землеройке. И тут же свирепо вцепилась ей в ухо. Землеройка слабо пискнула.
Тут же свалилась и вторая оса.
— Кто мне треснет? Кто это мне треснет? — пыхтела она, стараясь добраться до подружки, которая постоянно всё у неё срисовывала. Но под жвалы всё больше попадалась землеройка.
Живой агрегат под ними дрогнул и начал быстро ввинчиваться в землю.
— Землёй швыряться?! — не поверила глазам своим Абордажь. — Ну, дура!
— Сама дура! — отвечала ослеплённая потоком летящих частиц Грыжа.
— Пошло! — тихо возрадовался Жучинский.
Наездники бдили по склонам площадки. Пока всё шло хорошо.
* * *
— Мой фюрер, няньки бьют тревогу! — ворвалась в ставку Гадзила.
— Какие няньки? — недовольно оторвался от карты Кретинакер. — Почему мне мешают думать?
Заключённые умаялись и лишь сидели у земляной стены, с довольным видом поглядывая сквозь решётку. Только замотанная в паутину Казила пыталась что-то пробулькать сквозь верёвки. Никто её не слушал.
— Идите и разберитесь, в чём там дело. — величаво махнул ручкой Кретинакер.
Гадзила вышла, посторонившись, чтобы пропустить прислугу с обедом для фюрера. Ставка будет кушать.
Под прикрытием замотанной в кокон Казилы шла тихая возня. Пленники сначала измотали фюрера своими безобразиями, а потом замолкли, будто бы устали. Тот был счастлив и не смотрел в их сторону.
Сухие сосновые веточки огораживали тесное пространство от потолка до пола. В нём, как в птичьей клетке, сидели заключённые. Мургатый раскачал прутик, и в боковой стене камеры появился вполне приличный лаз. Вот об этом и пыталась тщетно сообщить обмотанная паутиной лейб-кокон — верная идеям фюрера Казила. Только никто её не слушал.
Катька выскользнула меж прутьев, пока фюрер приподнимал крышечки судков и рассматривал, что там.
Коридор не охранялся. Все защитники крепости сосредоточились снаружи. И девочка бросилась бежать по тесным переходам. Как ни странно, она видела в полной темноте. Не слишком хорошо, но и не слишком плохо.
* * *
Упрямая землеройка норовила свернуть куда-то в сторону. А десантникам требовалось рыть только вниз. Осы остались наверху, заключив временное перемирие. Они славно повеселились сегодня и надумали пойти чего-нибудь поискать на закусь.
Земля под верхним сухим, почти непроницаемым для дождя слоем, оказалась вполне пригодной для рытья. Но землеройка заартачилась и копала всё время куда-то в сторону.
— Ну давай же, давай! — дёргал её Жучинский. Ноль внимания.
— Вот где они! — закричали сверху.
Наташа поняла, что оборона прорвана. Множество муравьёв заглядывали в широкий лаз.
— Сейчас мы вам, гадам, зададим! — очень храбро, но совершенно безосновательно завопил Жучинский. Обороняться было нечем. Планчик погорел. Они заперты в ловушке. Сейчас двух героев польют муравьиной кислотой и вынесут наружу их обугленные тушки.
Землеройка бешено заворочалась. Она тоже почувствовала угрозу. И принялась рыть новый ход, уже наверх. Наташа с Казявом отступали под её прикрытием.
— Сейчас уйдут! — проорал один муравьиный лев. И прицелился.
— Нельзя! — крикнули ему. Но тот пальнул в азарте. Жучинский завопил. Хитиновая броня его надкрылий задымилась. Он судорожно вцепился в землеройку, а та шла наверх, как меховой экскаватор. Казяв Хитинович висел у неё на заду и быстро возносился. Наташа осталась внизу.
— Платонова, я выбыл из игры! — слабо простонал сказочник.
— Держись, Казяв! — крикнула она. — Я сейчас взлечу следом и унесу тебя!
И тут под её ногами дрогнула и провалилась земля. Небольшая дырка, но её хватило, чтобы проскользнуть. Сверху продолжала сыпаться земля и завалила выход.
Наташа огляделась. Она одна в пустынном коридоре.
* * *
Катька пробиралась по каким-то узким переходам. Она понятия не имела, как выбраться из этого лабиринта. Мургатый сказал ей ободряющую весть: Наташа знает, что Катьку похитили муравьиные львы. Судя по донесениям Гадзилы, помощь в самом деле скоро подоспеет. Но Катьке не терпелось вырваться из этого гадюшника.
Заслышав шорохи, она кинулась куда-то вбок и взвизгнула от неожиданности. Обе её ноги в носочках попали в какую-то густую массу с острым и неприятным запахом. Она увязла до колен. А в дверь уже кто-то лез.
Это были обыкновенные рабочие муравьи. Почти безмозглые. Без нервов. Без чувства юмора. Почти роботы.
— В хранилище запасов посторонний. — невыразительно сказал один.
— Эй вы! — почему-то почувствовав страх, крикнула им Катька. — Не подходите ко мне!
— Его нужно обездвижить. — сказал другой.
И они двинулись к девочке, забирая её в клещи.
* * *
Наташа мчалась по переходам. Звала Катьку. Ей казалось, что стоит только проникнуть внутрь, как она тут же и наткнётся на ребёнка. Но холмик оказался сплошь изрыт переходами. Куча всяких припасов: мелких гусениц, червячков, мотыльков с обгрызенными крыльями. Возможно, где-то тут лежит парализованная девочка-эльф, подготовленная в пищу. Платонова не допускала мысли, что может вернуться без Катьки. При одной мысли об этом начинало скручивать в желудке. Поэтому продолжала бежать и звать.
Далёкий тонкий крик заставил её подпрыгнуть и завертеться.
— Катя! Катя! — звала Платонова и прислушивалась. Ей показалось, что крик нёсся из одного коридора. Она поспешно бросилась туда.
Второй вскрик, слегка придушенный, но уже ближе. И далее молчание.
Промчавшись ещё немного, Наташа налетела на крупный предмет. Тот с неясным возгласом повалился набок.
— Катя! Катенька! — радовалась Платонова, высвобождая от непонятной липкой массы слегка заторможенную девочку. Та вся была облеплена какой-то дрянью. Особенно трудно было отчищать крылья.
