На лодку грохнулся каменный человек.
Упав на крышу каюты с такой силой, что «Скромница» закачалась, он что-то проревел на незнакомом Тириону языке. За ним последовал второй, приземлившись рядом с румпелем. Потрепанные бурями и дождями доски раскололись под его весом, и Исилла вскрикнула.
Утка оказался к ней ближе всех. Здоровяк не стал тратить время на поиски меча. Вместо этого он размахнулся шестом, ударил каменного человека в грудь и сшиб его в реку. Тот тут же пошел ко дну без единого звука.
Вторым каменным человеком, слезшим с крыши каюты, занялся Гриф. Мечом в правой руке и факелом в левой он отогнал существо. Их движущиеся тени плясали на покрытых мхом стенах, пока течение несло «Скромницу» под мостом. Когда каменный человек двинулся к корме, Утка преградил ему путь с шестом в руках. Как только незваный пассажир двинулся вперёд, Хэлдон Полумейстер взмахнул перед ним вторым факелом и заставил отступить. Тому ничего не оставалось, кроме как двинуться прямо на Грифа. Капитан скользнул вбок, блеснуло лезвие его меча. От удара стали о затвердевшую серую плоть во все стороны полетели искры, но всё же отрубленная рука серого человека упала на палубу. Гриф пнул её в сторону. Подоспевшие Яндри и Утка шестами столкнули существо за борт в чёрные воды Ройна.
Между тем «Скромница» выплыла из-под моста.
– Со всеми разобрались? – спросил Утка. – Сколько прыгнуло?
– Двое, – дрожа, ответил Тирион.
– Нет, трое, – произнёс Хэлдон. – Последний у тебя за спиной.
Карлик повернулся. Позади него стоял каменный человек.
Прыгнув, он сломал ногу, и из-под гнилой ткани его штанов и разорванных серых мышц торчал обломок бледной кости, покрытой коричневой кровью. Несмотря на это, серый человек продолжал тянуться к Юному Грифу. Громадная серая рука казалась окоченевшей, но когда он попытался схватить мальчишку, между его пальцев, выступила кровь. Застыв, словно каменный истукан, юноша просто стоял и смотрел. Его ладонь лежала на рукояти меча, но, похоже, он забыл, зачем тот нужен.
Тирион подставил Юному Грифу подножку и, когда тот упал, перепрыгнул через него и ткнул факелом в лицо каменного человека, заставив его отступить. Припадая на сломанную ногу, он прикрывался от огня неуклюжими серыми руками. Карлик, переваливаясь, шёл следом, размахивая факелом и тыча им прямо в глаза серому человеку. «Ещё немного. Назад, ещё один шаг, ещё один». На самом краю палубы, существо бросилось на Тириона, и, схватившись за факел, вырвало его из рук. «Твою мать», – подумал Тирион.
Каменный человек выбросил факел, и чёрные воды с мягким шипением погасили пламя. Серый человек взревел. Когда-то он был жителем Летних Островов; его подбородок и половина щеки обратились в камень, но там, где кожа ещё не стала серой, её цвет был чёрным, как полночь. Когда он схватил факел, его кожа потрескалась и порвалась. С пальцев текла кровь, но он, казалось, этого не замечал. «Хоть какое-то утешение», – подумал Тирион. Несмотря на то, что серая хворь смертельна, она, видимо, не была болезненной.
– Отойди! – закричал кто-то издалека, а другой голос сказал:
– Принц! Защищайте мальчика!
Каменный человек двинулся вперёд, раскинув руки в стороны.
Тирион ударил его плечом.
Ощущение было такое, будто он врезался в стену замка, однако эта стена опиралась на сломанную ногу. Каменный человек отступил, схватившись за карлика. Они упали в реку с ужасным всплеском, и Матерь-Ройн поглотила обоих.
Внезапный холод поразил Тириона, как удар молота. Идя ко дну, он чувствовал, как по его лицу шарит каменная рука. Другая сжала запястье, утаскивая его вниз, во мрак. Ослепший, наглотавшийся воды, задыхающийся, тонущий, Тирион лягался и крутился, пытаясь сбросить сжимавшие его руку пальцы, но окаменевшая кисть не поддавалась. Изо рта шли пузыри. С каждой минутой мир становился всё чернее. Карлик не мог дышать.
«Утонуть не самое страшное. Существуют и более ужасные способы умереть». И, честно говоря, он уже умер давным-давно в Королевской Гавани. Остался только призрак, маленькое мстительное привидение, задушившее Шаю и пронзившее стрелой кишки великого лорда Тайвина. Ни один человек не будет горевать о таком, каким он стал. «Я не дам покоя Семи Королевствам, – подумал Тирион, погружаясь всё глубже. – Они не смогли полюбить меня живого, так пусть страшатся мертвого».
Когда он открыл рот, чтобы проклясть их, чёрная вода заполнила его легкие, и вокруг сомкнулась тьма.
– Его светлость готов выслушать тебя, контрабандист.
Рыцарь носил серебряные доспехи. Его поножи и перчатки были украшены чернёным узором, в котором угадывались переплетённые водоросли. Под рукой рыцарь держал шлем, сделанный в виде головы короля водяных, с перламутровой короной и рельефной бородой из прядей чёрного и нефритового цвета. Его собственная борода была седой, как зимнее море.
Давос встал.
– Могу ли я узнать ваше имя, сир?
– Сир Марлон Мандерли.
Он был на голову выше Давоса и на три стоуна тяжелее, с серо-синими глазами и надменной манерой речи.
– Я имею честь быть двоюродным братом лорда Вимана и командую его гарнизоном. Следуй за мной.
Давос прибыл в Белую Гавань посланником короля, но превратился в пленника. Его покои были большими, просторными и красиво обставленными, но снаружи стояла охрана. Из своего окна он мог видеть улицы Белой Гавани за пределами крепостных стен, но ему не разрешали по ним пройтись. Ему была видна даже гавань, и он наблюдал, как «Веселая Повитуха» покидала залив. Кассо Могат прождал четыре дня до отправления вместо трех. С тех пор прошло ещё две недели.
Придворные стражники лорда Мандерли носили плащи из сине-зеленой шерсти и вместо обычных копий были вооружены серебряными трезубцами. Один шёл впереди него, другой – сзади, и ещё по одному – с каждой стороны. Они брели мимо выцветших знамён, разбитых щитов и проржавевших мечей – свидетелей сотен древних побед, и мимо десятков растрескавшихся и изъеденных червями деревянных фигур, когда-то служивших украшением кораблей.
У входа в чертог его светлости стояли два мраморных водяных, младших родственников Старика-Рыбонога. Когда охранники распахнули двери, глашатай ударил посохом об старый дощатый пол и звонко объявил:
– Сир Давос из дома Сивортов.
Хоть он и бывал в Белой Гавани много раз, но Давос никогда не ступал в Новый Замок, и уж тем более не входил в Чертог Водяного. Его стены, пол и потолок были сделаны из деревянных досок, хитро подогнанных вместе, и украшенных всевозможными морскими созданиями. Приближаясь к помосту, Давос ступал по нарисованным крабам, моллюскам и морским звездам, притаившимся среди запутанных зарослей чёрных водорослей и костей утонувших моряков. На стенах по обе стороны, в нарисованных сине-зеленых глубинах рыскали бледные акулы, а среди скал и затонувших кораблей скользили угри с осьминогами. Между высокими арочными окнами плавали огромные косяки сельди и трески. Выше, рядом со свисающими со стропил старыми рыболовными сетями, была изображена поверхность моря. Справа от Давоса на фоне восходящего солнца безмятежно скользила боевая галера, слева боролся с бурей, рвущей в клочья его паруса, потрепанный старый когг. За помостом среди нарисованных волн сцепились борющиеся кракен и серый левиафан.
