Но Ахав сказал: «Нет, спасибо», и приказал им сопровождать его в пути. Новый караван вышел в направлении города Халеб, и они шли за ним, пересекая пустынные долины, слушали голоса хамелеонов, ели финики. Из Арама-Цова в Двуречье через Ливан они дошли до Иерусалима, войдя в глубину страны, малочисленное население которой болело лихорадкой, распухшей селезенкой и животом.
Чуть западнее Иерусалима были долины между горами, и там несколько евреев еще пытались что-то выращивать на скальных террасах, которые все более и более усыхали. Воды, которые в прошлом лились в избытке с небес и из земли, отступили и прекратились.
Ответственный за них, восседающий на Престоле небесном, так решил, и скалы сгорали в пекле и рушились от лета к лету. В небольшом селе люди внедрялись в землю, высекали ниши и тоннели, чтобы вернуть источники, столь обильно вытекавшие из скал при их праотцах, и провалившиеся сквозь землю.
В село это и пришли Ахав и Тита, и несколько мусульманских всадников, посланных их сопровождать. Шляпа Ахава казалась странной местным жителям. Они никогда не видели хазарской шляпы, похожей на поднос, края которого приподняты вверх, а посреди некое подобие башни. К удивлению я видел такую шляпу по пятому каналу итальянского кабельного телевидения, «канале чинкве», на большом показе итальянских мод. Такой показ происходит каждый год на площади Испании – пьяцца ди Спанья – в Риме.
Там, в селе этом, нашли Тита и Ахав разыскиваемого ими парня. Девятнадцати лет, как и предполагалось. Дали ему в руки лук, и, натянув тетиву, он попал в цель прямым попаданием, и запустил стрелу по кривой на дальнее расстояние.
И все они вернулись в Хазарию, в Итиль, и с ними врач, у которого они остановились, вместе со всей своей семьей.
Многое еще не рассказано об этом путешествии из столицы Хазарской империи в Иерусалим и обратно. Всё село провожало юношу «Необходимо целое село, чтобы вырастить ребенка» говорили женщины, нагруженные корзинами, идущие с базара. Следовало бы еще рассказать о виде Храмовой горы и великолепной мечети Омара, потрясающей своей цельностью, а так же о развалинах Храма, что видны были окрест.
Можно еще рассказать о свете, который поразил красноватую кожу Ахава, голубые глаза и светлые волосы Титы, о дороге через Шомрон и Галилею, о реке Иордан и озере Кинерет. Для меня особое впечатление произвела встреча с одной из Шехеразад.
Есть, есть, о чем рассказывать. И это без описания характера и тонких психологических наблюдений. Только описания. Только то, что мы видим. Есть, о чем писать. Но не в этой книге.
Глава восемьдесят девятая
Юношу звали Миха. Банальное имя? Что поделаешь. Не Яннай, не Акива, не Авиноам, не Барак, не Иосафат, не Нехемия, не Авин. Все эти имена перебирали его родители и остановились на имени – Миха.
Жил Миха первый год, и мать радовалась этому, хранила его, как молоко в казанке, ибо многие до него умерли у нее при родах, или не дожив до одного года. Девяти лет он пробивал нишу в скале в поисках исчезнувших вод. Я был на этом месте. Проезжал на машине с чудной моей и только моей Рути, Йяром и Рухой. Мы ехали проведать нашего кузена Дедана, который охранял фестиваль старинной музыки в Эйн-Кереме, в Иерусалиме. Оад не приехал. Я увидел там машину с будкой продавца, обычно возникающего там, где много народа, особенно у военных лагерей. Солдаты дали ему кличку «грабитель» – «газлен». Увидев его, я понял: здесь будет, что посмотреть и услышать. Мы спустились на машине вниз, до надписей, выжженных на дереве, увидел прорубленный в скалах древний тоннель, куда время от времени, начинают изливаться воды источников Я потом написал об этом в газете.
Так вот, Миха был один из тех каменотесов, которые прорубили этот тоннель. Единственный из жителей того маленького села, он оказался теперь в Итиле, смотрит вокруг и не верит. Вот же, есть у иудеев империя, города и области, и царь. Несет Миха за спиной в колчане двадцать стрел с двойными кремневыми наконечниками. Один из галилейского кремня, другой – из пустыни Негев.
В Итиле пошли к мастеру по изготовлению стрел, лучшему специалисту по оружию во всей Хазарии. Единственный его сын тоже был великим мастером по изготовлению оружия и полировке стали в свое время. Он воспитывал сына в строгости, и с момента, как тот повзрослел, и вошел в оружейную мастерскую, запретил ему всяческие юношеские развлечения, которые были подобны наркотикам. Поглядел с жалостью тот мастер на стрелы из страны Израиля, покачал головой и выбросил их, кроме двойных наконечников. Осторожно собрал заново, как следовало, стрелы. Длинные, легкие, гибкие, с опереньем на концах, подобными винту. Наконечники были обмотаны и накрепко прилажены к стрелам. К колчану в форме полудужья Миха прикрепил еще один лук большой мощности, полученный им от оружейника, сделанный из двадцати древесных пластов, кости и кожи. Это был секрет оружейника – создавать такие луки.
Миха кружил по городу, запоминал слова на языке идиш, тренировался в стрельбе, и не было у него особых дел.
Ахав готовил его к решительному бою со страшным бесом, а сам сидел уже три месяца в библиотеке, день за днем. Он выходил утром в институт по изучению демонов, и погружался в книги и рукописи.
Он переписывал фрагменты, которые находил ему пожилой, улыбчивый библиотекарь.
На этот раз фрагменты были из синей книги (страница 161). Это была беседа между бесом и молодой девственницей по фамилии Шохат. Сидели они на крыше, обнесенной невысоким бортом, после того, как бес совокупился с ней сзади, не нарушив ее девственности. «Существует бессмертие, дорогая, – сказал бес девственнице. – Если бы мне удалось направить нож как следует, и затем броситься на него, ты бы сразу увидела, кто бессмертен, а кто нет».
«Что это? – спросила девственница Шохат. – Ты хочешь умереть, бес?»
«Это болезнь, дорогая, поражающая только демонов, обреченных бессмертию. Ты просто не можешь больше оставаться бесом. В этом причина того, что только демоны страдают этой болезнью, понимаешь?»
«Понимаю».
«В последней стадии болезни ты просто лежишь на земле. Через некоторое время из твоей головы начинает расти дерево, и это – конец. Ты возвращаешься в землю, проскальзываешь в ее нутро, течешь по ее жилам, и, в конце концов, превращаешься в сильный источник горячих серных вод, бьющих из земли».
Ахав переписал этот фрагмент на лист простой кожи, используемой под черновик, и просушил салфеткой кончик пера. Движение было неосознанным. Он полагал, что все, написанное в этой книга, посвященной бесам Скандинавии, подходит и к еврейским бесам. Речь шла о тяге демонов к самоубийству.
