— Вот уже десять лет на арене не дерутся по-настоящему, — заверил их гном.
— Все началось с эльфов… — Арак презрительно сплюнул. — Десять лет назад жрецы-эльфы, да будут они прокляты и низвергнутся в Бездну, где им самое место, убедили Короля-Жреца в том, что Игры нужно запретить. Они назвали их «варварством»! Варварство, ха?
Ухмылка на лице гнома превратилась в свирепый оскал.
— Все великие гладиаторы уехали, — продолжил гном, сожалея о былых славных деньках. — Уехал Данарк Хоб-гоблин, самый свирепый воин, с каким я когда-либо встречался. Уехал Джозеф Одноглазый. Помнишь его, Рааг? — Великан-людоед печально кивнул. — Старина Джозеф утверждал, что принадлежит к Соламнийским Рыцарям, поэтому всегда сражался в полных боевых доспехах. Все уехали, кроме Раага и меня. — В холодных глазах гнома сверкнул огонек. — Нам некуда было идти. К тому же меня не оставляла надежда, что Играм еще не конец. Еще нет.
Арак и Рааг остались в Истаре. Они жили на покинутом стадионе и превратились в добровольных смотрителей и сторожей. Их можно было увидеть там каждый день: Раага с метлой в руках, подметавшего проходы между скамьями, и гнома, заботливо ухаживавшего за машинами в Яме Смерти, чтобы они все время пребывали в рабочем состоянии. На бородатом, изуродованном лице Арака иногда мелькала загадочная улыбка, но почти никто этого не замечал.
Арак оказался прав. Не прошло и нескольких месяцев со времени запрета Игр, как вдруг жрецы начали замечать, что их некогда спокойный и мирный город перестал быть таковым. В тавернах и пивных все чаще вспыхивали драки, на улицах и площадях разыгрывались целые побоища, а однажды вспыхнул настоящий мятеж.
Вскоре поступили первые сообщения о том, что Игры ушли в подполье (в буквальном смысле слова) и теперь проводятся в обширных карстовых пещерах за городской чертой. Было обнаружено несколько изрубленных мертвых тел, что подтверждало эти сообщения. В конце концов группа родовитой знати, состоящая как из эльфов, так и из людей, обратилась к Королю-Жрецу с просьбой возобновить Игры.
«Как вулкану необходимо извержение, дабы выпустить наружу пар и ядовитые газы, — сказал эльф — глава посланцев, — так и человеческая раса находит в Играх отдушину, при помощи которой дает выход своим самым грубым инстинктам».
И хотя эта краткая речь отнюдь не способствовала развитию добросердечия и приязни в отношениях между эльфами и людьми, последние тем не менее не могли не признать, что в словах этих сокрыта доля правды. Король-Жрец поначалу и слышать об этом не хотел. Он не терпел жестокости во всех ее проявлениях. Жизнь считалась священным даром богов, и никто не был вправе отнять ее, тем более отнять ради забавы, ради потребы кровожадной толпы.
— Это я подсказал им выход, — самодовольно заявил Арак. — Они даже не хотели впустить меня в свой распрекрасный Храм, однако еще никому не удалось не пустить Раага туда, куда ему захотелось пойти. Так что им пришлось меня выслушать. «Разрешите Игры, — сказал я им, и они повернули ко мне свои длиннющие носы. — Убивать никого не надо, во всяком случае — взаправду. Все вы видели, как уличные артисты разыгрывают сценки из жизни Хумы. Помните, как рыцарь падает с коня весь в крови, как он стонет и бьется головой о землю, а через пять минут встает как ни в чем не бывало и идет в таверну пить свое пиво?» В свое время я тоже подрабатывал этим искусством, и… «Да вот, взгляните сами, — сказал я им. — Подойди сюда, Рааг!» Рааг подходит ко мне со своей дурацкой улыбкой. «Дай сюда свой меч», — говорю я ему. Рааг протягивает мне клинок, и, прежде чем эти неженки успели вмешаться, я вонзил меч ему в брюхо. Да, это надо было видеть! Рааг завопил, словно его и вправду режут, кровь хлестала у него из брюха, изо рта и даже из ушей, он катался по полу и выл, да и я все руки и бороду залил кровью.
— Жаль, вы не слышали, как заверещали жрецы! — закатив глаза, мечтательно продолжил гном. — Они разве что на пол не попадали! Но прежде, чем они успели позвать стражу, я пнул старину Раага под ребро и говорю:
«Поднимайся». Рааг как ни в чем не бывало сел на пол и лыбится. Тут они вообще заверещали, что твой птичий рынок… «Замечательно! Как это сделано? Это может быть ВЫХОДОМ из положения!» — Гном умело передразнил высокие голоса эльфов.
— Так как же ты это сделал? — с живостью полюбопытствовал Тас.
Гном пожал плечами:
— Очень просто. Ведро цыплячьей крови и особый меч, у которого клинок проваливается в рукоятку. Так я и объяснил эльфам. Кроме того, гладиаторов легко научить притворяться, будто они ранены. Даже если такое тупое бревно, как Рааг, научился этому с третьего раза…
Тас посмотрел на великана, но Рааг с обожанием улыбался гному.
— Вскоре и сами жрецы стали ходить на наши Игры. Даже Король-Жрец однажды посетил арену, и ему так понравилось, — гном горделиво расправил плечи, — что он сделал меня Мастером. Теперь мой титул так и звучит — Мастер Игр.
— Я не совсем понимаю, — сказал Карамон. — Выходит, люди платят за то, чтобы их надували? Неужели никто не догадывается?
— Конечно, догадываются, — засмеялся гном. — Мы и не думали делать никакого секрета. Зато теперь это самое популярное зрелище на Кринне. Чтобы увидеть Игры, люди приезжают в Истар за сотни миль. Сюда заявляются даже эльфы — самая ихняя знать. Ну вот мы и пришли…
Арак остановился возле огромного стадиона и с гордостью посмотрел на него.
Стадион был выстроен из камня несколько столетий назад. Для чего — теперь уже никто не помнил. В дни, когда на арене устраивались игрища, его каменные стены украшались разноцветными полотнищами, а трибуны до отказа заполнялись зрителями. Сегодня, однако, боев не было — ближайшие были объявлены лишь на конец лета, — и огромное каменное строение выглядело унылым и серым. Его украшали лишь фрески на стенах, изображавшие самые значительные события из истории этого древнего состязания. У ворот томилась от безделья стайка ребятишек, которые пришли сюда в надежде увидеть кого-нибудь из своих кумиров.
Арак свирепо рявкнул на них и жестом приказал Раагу отворить массивные деревянные двери.
— Ты хочешь сказать, что здесь никого не убивают? — оглядывая арену с изображенными на ней батальными сценами, настойчиво поинтересовался Карамон.
Тас заметил, как странно гном посмотрел на Карамона. На изуродованном шрамами лице проступила неумолимая жестокость. При этом он словно что-то подсчитывал в уме. Кустистые брови опустились на глаза, и в зрачках сверкнул хищный огонь.
Ничего этого Карамон не видел, он был увлечен кровавыми картинами на стене. Тас кашлянул, и его друг резко обернулся через плечо, однако лицо гнома успело измениться.
