скрыл лицо в дрожащих руках. Он мог спрятаться от взглядов, но не мог заглушить треск и шипение огня, уничтожавшего его записи и обращавшего его карты в пепел.
И в эту секунду, за мгновение до того, как его сердце было раздавлено рухнувшими остатками позаимствованной доблести, Сэр Хэмнет услышал его – низкий, свистящий смех в языках пламени. Он был прав всё это время. Под аккомпанемент жестокой усмешки Цирика и удовлетворённого выдоха Лорда Раздора, сама сущность старика разлетелась на осколки, а проклятая душа, вереща, провалилась в Гадес.
Когда меня позвали, я находился в переполненной таверне, где воздуха из-за пламени свечей почти не осталось. Вождь моего клана заворчал, но все же отпустил меня и продолжил осыпать ругательствами другого гоблина, который якобы чем-то его оскорбил. Подобные словесные баталии, зачастую сопровождавшиеся вытаскиванием ножей и короткими схватками, после которых пол в таверне становился скользким от крови, в последнее время среди моих сородичей происходили слишком часто. Я был рад уйти.
Но я бы куда больше радовался обретенной свободе, если бы позвавший меня воин не сообщил, что меня хочет видеть Скраланг, шаман нашего народа. При мысли о встрече со старым гоблином желудок у меня завязался узлом. Я не трус, но и не дурак. Посыльный отправился восвояси, а я, обуздав свои страхи, зашагал по длинным и узким тоннелям Нижней Ночи, нашего дома под Пыльными Стенами.
В свои двадцать я был капитаном стражи и помощником предводителя нашего клана, ещё один молодой кулак среди множества рук горных гоблинов. С двенадцати лет я сражался на поверхности с людьми, которые вторгались в наши земли. Однажды я оказался схвачен и провел в плену целый год, пока не сбежал. Это научило меня больше никогда не попадаться. Я неплохо знал людей и не испытывал перед ними страха, но Скраланг не был человеком, да и гоблином, как поговаривали, тоже.
Когда я добрался до конца темного, затянутого паутиной тоннеля, дверь сама собой распахнулась. Не вставая с кровати, Скраланг поприветствовал меня кивком. Небрежно взмахнув рукой, он указал на стул, стоявший у стола, на котором неверным пламенем горела единственная свеча. Попытавшись взять себя в руки, я вошел в его жилище.
Я пересек небольшую, заваленную хламом комнату. Под подошвами моих подбитых железом сапог хрустели обломки костей, корки хлеба и прочий мусор. Скралангу было плевать на грязь. Как говорили, с каждым днем мирские дела волновали его все меньше и меньше. Я не понимал, как он может жить в таких жутких условиях, но сейчас было не время и не место об этом говорить. Кто посмеет нанести оскорбление тому, кто говорит с богами?
Усевшись, я принялся ждать, пока шаман не достанет из коробки, стоявшей у его лоскутного ложа, небольшую бутыль и глиняную чашку. Осторожно спустив ноги со своей полуразвалившейся кровати, он встал, прошаркал к табурету и передвинул его, чтобы сесть рядом со мной. Напрягшись, я приготовился вскочить и отдать честь, но ему, казалось, было все равно. Его фамильярность поразила меня – он вел себя так, словно я являлся его старым и доверенным другом.
Но, когда я смог хорошенько рассмотреть старого шамана в пламени свечи, его облик поразил меня ещё больше. От его одежды исходил запах тления, словно смерть подошла к нему на расстояние взмаха ресниц. Кожа на его лице и кистях туго обтянула кости, а руки и шею покрывали открытые язвы. И все же, несмотря на это, его светлые желтые глаза смотрели ясно и твердо. С осторожностью он наполнил свою чашку другим напитком, но пить не стал. Вместо этого он откинулся и смерил меня холодным и ясным взглядом.
- Ты скучаешь, капитал Кергис, - произнес он голосом, больше похожим на шепот. В тишине он прозвучал, словно крик. – Здешняя жизнь тебе не по душе. Ты жаждешь оказаться где-нибудь ещё.
Я чуть было не принялся все отрицать, но его глаза сказали мне, что лгать не стоит. Я нерешительно кивнул.
- Вы видите все, ваше темнейшество, - произнес я. Я знал, что при помощи своей магии дряхлый гоблин, вероятно, и правда мог увидеть все в Нижней Ночи – даже то, что было скрыто в укромных уголках разума и души.
Старик повертел в руках чашку. Его паучьи пальцы дрожали.
- Безопасное существование в границах нашего дома начало тебя тяготить? Мелочная болтовня вождей кланов скорее навевает на тебя сон, нежели разжигает огонь в твоей крови? Или же ты строишь свои собственные планы, желая занять более высокое положение, и твоя скука служит лишь прикрытием для твоих амбиций?
Обвинения в предательстве не являлись чем-то экстраординарным, но услышать эти слова из уст нашего шамана было равносильно тому, чтобы услышать приказ о своей казни.
- Я верен! – воскликнул я куда громче, чем намеревался.- Вы ошибаетесь во мне, ваше темнейшество!
Я прикусил язык. Скраланг не мог ошибаться. Он был законом, и другого закона мы не имели. Я замер на стуле, почти уверенный в том, что в ответ он вынесет мне смертный приговор. Быстрая смерть была лучше медленной, и я молил о ней богов.
Вместо этого Скраланг сделал глоток из своей чашки и вздохнул.
- Ты верен, да, - произнес он, уставившись на чашку в своих пальцах.- Ты не трус и не предатель. Ты просто кажешься… павшим духом, твой разум утратил чистоту. В последнее время ты не ведешь себя так, как полагается настоящему гоблину, - он замолчал на некоторое время, а затем перевел взгляд на меня. – Впрочем, иногда мне кажется, что это относится и ко всем нам.
Если бы он заявил, что на самом деле является халфлингом, я бы и то не был удивлен сильнее. На несколько мгновений я лишился дара речи.
- Не понимаю, - наконец произнес я. – Мы все настоящие гоблины. Мы не осквернены, как…
Предательский язык! Я был бы рад его отрезать, лишь бы вернуть слова, которые только что слетели с моих уст. Услышав их, Скраланг вздрогнул, а его старое лицо затвердело, как сталь.
- Мы не осквернены, как один из нас, верно? – взгляд глубоко посаженных круглых желтых глаз шамана стал ледяным. Его пальцы обвились вокруг чашки, как паутина вокруг добычи. На миг я почувствовал себя на месте этой чашки.
Но затем без предупреждения выражение лица старого
