— Этот зал, как вы уже поняли, посвящён мастерам Срединных земель. — Сальер оглядел пространство. Там был угрюмо взиравший портрет лысого Цоллера. Цикл королей Союза — Гарод, Арнольт, Казимир и прочие. Кто-нибудь мог бы решить, что они срут золотом — до того самодовольным был их вид. Сальер выдержал паузу у монументального полотна посвящённого смерти Иувина. Мелкая, истекающая кровью фигурка терялась среди безмерной необъятности лесов, в низко нависшем небе ярко сверкала молния. Что-за кисть! Что-за цвета! А, Коска?
— Поразительно. — Хотя его глаза не сумели бы отличить эту мазню от других.
— В углублённом созерцании этих работ я проводил дни своей радости. Разгадывая скрытые смыслы в замыслах мастеров. — Коска со значением глянул на Монзу. Побольше времени в углублённом созерцании карты боевых действий и поменьше мёртвых художников, и, возможно, Стирия не оказалась бы в теперешней неприятной ситуации.
— Скульптуры из Старой Империи, — промурлыкал герцог когда они сквозь широкий проём прошли во вторую галерею, с рядами древних изваяний по обеим сторонам. — Вы бы не поверили стоимости их пересылки из Хальциса. — Герои, императоры, боги. Потерянные носы, потярянные руки, сколы и трещины на туловищах придавали им смущённо-озадаченный вид. Забытые победители десятивековой давности докатились до недоумённых инвалидов. Где это я? И, помилосердствуйте, где же мои руки?
— Я всё гадал, как мне быть, — неожиданно сказал Сальер — и прислушался бы к вашему мнению, генерал Муркатто. Вы известны как в Стирии, так и за её пределами вашей безжалостностью, непреклонностью и прямотой характера. Решительность никогда не была моей выдающейся чертой. Мне трудно определить надлежащий порядок действий, ибо я слишком сильно переживаю о потерях. В тоске заглядываю в двери, что вскоре закроются и не вижу возможностей, ожидающих за той, что я должен открыть.
— Для солдата это слабость, — сказала Монза.
— Я знаю. Должно быть, я слабый человек и плохой солдат. Я уповал на добрые намерения, откровенные речи и праведные цели, и кажется теперь мне и моему народу придётся за это заплатить. — Либо за свою алчность, за предательства и неисчислимые подстрекательства к войне. Сальер рассматривал изваяние мускулистого лодочника. Наверное это смерть шестом заталкивала души в ад. — Я мог бы бежать из города, во тьме, на шлюпке. Спуститься по реке и уплыть, и ввериться милости моего союзника, великого герцога Рогонта.
— Краткая передышка, — проворчала Монза. — Рогонт следующий.
— Верно. И бежать, человеку моих серьёзных габаритов? Ужасный позор. Наверно мне стоит сдаться вашему доброму другу генералу Ганмарку?
— Вы знаете, что будет дальше.
Мягкое лицо Сальера внезапно посуровело. — Надо думать Ганмарк не вчистую лишён милосердия, в отличие от некоторых других псов Орсо? — Затем он снова обмяк, лицо осело в жировые складки под подбородком. — Но соглашусь, вы правы. — Он со значением покосился вбок на статую, за последнюю пару веков потерявшую голову. — Моя толстая башка на пике — лучшее на что я мог бы надеяться. Прямо как с добрым герцогом Кантайном и его сыновьями, да, Муркатто?
Она спокойно взглянула на него в ответ. — Прямо как с Кантайном и его сыновьями. — Головы на копьях, прикинул Коска, всё ещё в моде, как и раньше.
За угол, в очередной зал, ещё больше чем первый. Холсты заполонили стены. Сальер хлопнул в ладоши. — Здесь вывешены стирийцы! Величайшие наши соотечественники! После того как мы умрём и нас позабудут, ещё долго будет длиться их наследие. — Он остановился у сцены суетливой рыночной площади. — Наверное мне стоит поторговаться с Орсо? Купить его благосклонность выдав ему смертельного врага? Подойдёт женщина, которая убила его старшего сына-наследника?
Монза не вздрогнула. Она никогда не была робкого десятка. — Желаю удачи!
— Ба. Удача оставила Виссерин. Орсо никогда бы не пошёл на сделку — даже если б я сумел отдать ему живого сына, а вы на славу постарались отсечь такую возможность. Нам остаётся только самоубийство. — Он жестом указал на огромное полотно в тёмной раме — полуголый солдат протягивает меч своему разгромленному генералу. Вероятно, ради свершения последнего жертвоприношения, которое требовала честь. Здесь честь имела человека. — Вонзить клинок могучий себе в нагую грудь, как поступали побеждённые прошлогодние герои!
На следующем холсте фигурировал глупо ухмыляющийся виноторговец, прислонившийся к бочке и поднимающий на свет бокал. О, глоток, глоток, глоток. — Либо яд? Смертельный порошок в вино? Скорпионов в простыни? В трусы гадюку? — Сальер рассмеялся им. — Нет? Повеситься? Я знаю, что люди часто кончают, когда их вешают. — И он развёл руками от паха в наглядном показе, как будто бы они не до конца понимали, что он имел в виду.
— В любом случае звучит поинтереснее, чем яд. — Герцог вздохнул и мрачно уставился на картину с женщиной, застигнутой врасплох по время купания. — Ладно, не будем притворяться, будто у меня хватит храбрости на такой подвиг. Я про самоубийство, а не про кончание. С тем-то я всё ещё раз в день справляюсь, несмотря на мой размер. А ты всё ещё можешь, Коска?
— Ху-я-чу, как фон-тан, — подчёркнуто протяжно сообщил он, не желая быть превзойдённым в пошлости.
— Но как мне быть? — задумчиво произнёс Сальер. — Как мне…
Монза заступила ему дорогу. — Помогите мне убить Ганмарка. — Коска почувствовал как ползут вверх его брови. Изодранная, избитая, да ещё и во время вражеского нашествия, она ждёт-недождётся снова пустить в дело нож. Нет слов безжалостная, непреклонная и с прямым характером. — И зачем бы мне это нужно?
— Потому что он придёт за вашей коллекцией. — Она всегда умела задеть человека за его самое слабое место. Коска часто наблюдал как она такое проворачивает. В том числе и с ним. — Придёт и сложит в ящик ваши кувшины и ваши скульптуры и ваши картины и развесит их в сортире Орсо. — Хороший ход, насчёт сортира. — Ганмарк ценитель искусства, как и вы.
— Этот хуесос из Союза со мной и рядом не стоял! — Злость внезапно окрасила красным шею Сальера сзади. — Обыкновенный вор и хвастун, пидор-дегенерат, сеящий кровь по прекрасной стирийской земле, будто бы её грязь недостойна его сапог! Он может взять мою жизнь, но мои картины ему не достанутся! Я за это в ответе!
— Я смогу разделить вашу ответственность, — прошептала Монза, пододвигаясь к герцогу. — Он придёт сюда, когда падёт город. Он вломится сюда, и захочет сохранить вашу коллекцию. Мы будем ждать, переодетые его солдатами. При его появлении, — она щёлкнула пальцами — мы опустим решётки и он наш! Ваш! Окажите мне содействие.
