Левой рукой следопыт прижимал к груди «Сентиментальный роман» убитого Сахно. Из переплета язычком ядовитой змеи торчала красная тесьма.
— Лексей! — ужаснувшись, крикнул я. — Книга! Бросьте книгу!
Оскольский, как урядник до своей смерти, посмотрел на меня.
«Книгу?» — шепнули его губы. Затем он улыбнулся и шагнул вперед. Сабля, взлетев, проткнула слепящий солнечный блин.
Я не смог остановить его жилками.
Вообще ничего мертвыми жилками не смог. Ни связать, ни убить. Часть опала, часть изошла гарью. Поэтому сталь с легкостью прочертила мне грудь.
Наискось. Справа налево. Достаточно глубоко. В самом начале, кажется, до кости.
Кровь хлынула потоком. Оскольский замахнулся снова, и тогда я, нащупав «Фатр-Рашди», выстрелил по нему от бедра, сразу с двух стволов.
Закрутив, Оскольского откинуло в сторону, в вереске он дрыгнул ногами и затих. Вот и все, подумал я, теперь точно все. Был отряд — и нет.
Развернулись веером страницы выпавшей книги, истончилась дымком красная закладка.
«Фатр-Рашди» выпал из моей руки. Непослушными пальцами я попытался стянуть рану, но она разошлась широко, кровь струилась, правая сторона груди, казалось, запекалась на углях.
Странно, подумалось мне, неужели сейчас? Сколько осталось до неведомого Ша-Лангхма — три, четыре версты? Пять?
Я бы, наверное, смог.
Лошади ходили в отдалении, смирные такие лошадки, одну бы сюда. Черную. Или каурую. Какая у меня была? Нет, надо вперед, вперед.
Встать не получилось. Тогда я уперся каблуками в землю и пополз к Ша-Лангхма спиной, приминая затылком стебли.
Чтобы Кольваро когда-нибудь сдавались? Нет, ребята, мне еще грызть, мне еще кое-кого надо… тварь ползучую…
Вереск цеплял волосы. Пальцы правой занемели. Левая и так была ни к черту… Но ноги-то мне на что? Каблуками — ать-два, и вытолкнуть тело.
Всю бороду заляпал слюной.
И раз! И р-раз! Под лопатками продавилось, скрипнуло дерево. Это я, кажется, выбрался на настил у склада. Вот и ладно. Теперь передохнуть.
Я кое-как приподнял голову, осматривая грудь.
Не срастается. Края разреза дышали жаром. Жилки, что ж вы, непослушные… Ах, гуафр, что-то совсем ничего не могу. Смешно, кровь не остановить. Скажи кому…
А кому сказать?
Какая забавная история со мной приключилась! Вы слышите, господа? Николай Федорович, Георгий, Майтус? Матушка?
Никого.
Лошади бегают. Лошади живые и потому быстрые. А я чем не конь? Видели копыта жеребца Бастеля? Ну-ка!
Я попытался еще раз толкнуться ногами, но тело уже не слушалось. Телу хотелось покоя, и никуда, и ничего, и кому надо, пусть сам, сам…
Из короткого черного забытья меня вывел близкий треск доски. Кто-то встал рядом со мной, наклонился, проверил жилку на шее.
Я не смог даже повернуть голову.
Терст? Разве это может быть Терст? Терст убит.
Неожиданно меня дернуло, приподняло, потащило. Синь неба сменилась складскими перекрытиями.
— Кто… кто ты? — прошептал я.
— Молчи, — сердито выдохнул тащивший. — Береги силы.
Этот голос я помнил с детства. Строгий, чуть похрипывающий голос Аски Кольваро, моего пропавшего отца.
— Не бережешь ты себя, — сказал мне отец, когда я очнулся.
Пока я валялся в беспамятстве, он вырезал из меня пулю и суровыми нитками зашил грудь. Также он обмазал меня с шеи до живота вонючим жиром, от которого горела и чесалась кожа.
Свеча освещала его похудевшее лицо, отросшие седые волосы, накидку с капюшоном.
— В тебе всегда был высок авантюрный дух, — проворчал он, поднося к моим губам плошку. — Пей.
Я с трудом сделал несколько глотков.
Отец кивнул, опустил невесомую ладонь на мой лоб.
— Жар почти спал. Еще когда ты сбежал на «Касатку», я понял, что спокойной жизни у тебя не будет. А матушка хранила все твои письма, знаешь? Целый ящик в секретере был выделен под эти короткие, редко когда в пол-страницы писульки. Что бы тебе писать чуть длиннее? Анна с Мари выдумывали ужасы между строчек и сами же рвались выручать тебя из этих своих фантазий.
— Их нет, — сказал я. — Ни Мари, ни…
У отца горько сомкнулись губы.
— Я знаю, — сказал он, помолчав. — Я слышал их смерть.
Я посмотрел на его подрагивающие худые пальцы, на грязь, застывшую на щеке. Горло мое стиснуло.
— Пап, я не смог, — выдавил я. — Слышишь?
И зарыдал, содрогаясь.
Боль и бессилие мои прорвались слюной, хрипами и слезами. Сквозь тонкий плед лопатки бились о каменный пол.
Я кричал и рычал, и звал всех по именам. Вина терзала меня, боль терзала меня. А смерть удивленно скалилась издалека и не понимала, почему я все еще живой.
Я и сам не понимал.
Вокруг пустота, а я жив. В памяти лица, слова, улыбки. Дорогие, знакомые, близкие.
Отец отворачивался и утирал глаза. Но молчал, только пальцы его тискали мою руку. Потом я выдохся. Выскулил, выревел все. Солью напитал виски. Все, сказал себе, все, хватит, вернуть никого нельзя, а остановить еще можно.
Значит, встану и остановлю.
— Помоги мне сесть, — попросил я отца.
— Эх, — вздохнул он, — вечно ты куда-то спешишь.
Оказалось, что мы находимся в небольшом, обшитом досками коробе под складом. Когда отец прислонил меня к стене, от макушки до низкого потолка не смогла бы пройти и ладонь. Короб узким ходом тянулся в сторону реки, и в темноте были слышны ее бурление и плеск волн. Огонь свечи все время тянуло туда.
— Это еще при твоем деде сделали, — сказал отец, чуть подсветив дальний угол, в котором обнаружились несколько бочонков. — Был у него управляющий. В устье на островах били нерпу, жир закатывали, а тот оформил при верфи тайничок. Жир, видишь ли, считался чудодейственным.
Я мазнул ладонью по груди.
— Этот?
— Этот, — отец прислонился к стене рядом. — Хочешь?
Он протянул мне несколько полосок вяленого мяса. Я взял. Несколько минут мы жевали полоски, запивая водой из отцовской фляжки.
Мне пришло в голову, что он неплохо подготовился. Запасы, возможно, делал Майтус, еще до того, как поехал встречать меня.
— Почему ты здесь? — спросил я.
Отец хмыкнул.
— Здесь я решил ждать тебя и армию. Дождался только тебя. Армию ты умудрился растерять по дороге.
— Поместье разгромили, — сказал я.
— Я догадываюсь, — кивнул отец.
— И не будет никакой армии.
— Значит, этот мир закончится и начнется новый.
Мне подумалось, что в новом мире вряд ли найдется место Кольваро. И вообще высоким фамилиям. Новая сила как новая метла.
— Как ты сбежал?
— Помнишь, рядом с поместьем была заводь? Один из моих рыбаков ждал меня там. Потом отвез сюда.
