Да, безусловно, я получил от Блейз несколько наглядных уроков того, как следует вести полевые исследования! Ее ум все еще очень остер. Иногда, глядя на своих занятых вышиванием сестер, я гадаю: как их оценила бы Блейз, случись ей их повстречать? Боюсь, что не очень высоко. С возрастом Блейз не стала более мягкой. И еще этот огромный меч, который висит над камином: он всегда наточен и хорошо смазан…
Прилагаю к письму новую порцию записей. Я уже почти закончил свой доклад, который готовлю к следующему заседанию Общества, и айсо Дот был настолько любезен, что сделал слайды для волшебного фонаря по тем рисункам, которые предоставил наш художник-ботаник, юный Трекан. Я попросил его сделать и портрет Блейз — точнее, нарисовать ее такой, какой она, наверное, была в тридцать лет.
С нетерпением жду возможности увидеться с Вами на следующей неделе на собрании Общества.
Тетушка Росрис, надеюсь, порадуется, узнав, что мне предстоит сопровождать на это мероприятие госпожу Аниару айси Терон, а также о том, что я больше не обременю вас, моих гостеприимных родственников, своим присутствием: я собираюсь провести несколько дней с семейством Аниары в их городском доме. Он расположен совсем недалеко от здания Общества, на бульваре Второй Луны.
Остаюсь Ваш почтительный племянник Шор айсо Фаболд
Роды у Маллани начались, когда «Гордость хранителей» еще не вошла в гавань Гортанской Пристани.
Мне удалось найти себе местечко для отдыха — оказавшись на борту, я просто завалилась в первый же попавшийся мне на глаза гамак и тут же уснула мертвым сном, — но через некоторое время почувствовала, что меня сильно трясут за плечо. Сначала я решила, что корабль идет ко дну, и только постепенно до моего сознания дошло, что кто-то выкрикивает мое имя и требует от меня каких-то действий. Я выкатилась из гамака и последовала за взволнованным силвом, все еще окончательно не проснувшись.
Хранитель отвел меня в каюту, и только там, увидев Маллани, я полностью пришла в себя.
— Она хочет, чтобы ты была рядом, — сказала мне одна из ухаживавших за роженицей женщин.
— Да я же ничего не знаю об акушерстве, — попыталась запротестовать я. Это была правда: я много чего делала в жизни, но при родах не присутствовала ни разу. К тому же при взгляде на Маллани душа моя ушла в пятки: я вспомнила, что девять шансов из десяти за то, что ее ребенок не окажется силвом. И именно мне придется Маллани об этом сказать…
— Она просто хочет узнать, силв ребенок или нет, — сказал кто-то.
— С этим вполне можно было подождать до утра, — проворчала я, но тут же обнаружила, что происходящее чудо захватывает… К тому времени, когда ребенок появился на свет, я испытывала глубокую благодарность за то, что мне позволили при этом присутствовать.
Наверное, я должна была бы испытывать боль от знания, что никогда не смогу иметь детей, но почему-то я была способна лишь дивиться рождению новой жизни, радоваться первому вздоху и первому крику ребенка. В какой-то момент, когда головка малыша пробила себе путь на свободу, мне показалось, что дитя, как я и ожидала, не обладает магическим даром; но через несколько минут, когда ребенок выскользнул из тела матери целиком и остался связанным с ней лишь пуповиной, я обнаружила, что ошиблась. Серебристо-голубое сияние окутывало малыша; он источал такую сильную силв-магию, что ее всполохи казались почти лиловыми. Я вытаращила глаза, изумленная тем, что вижу. Потом кто-то перерезал и перевязал пуповину; поток магии, передававшейся от матери ребенку, иссяк, и сияние стало ровным и неярким.
Пока в комнате царила суматоха — хранительницы обнимали и поздравляли мать, восхищались ребенком, — я выбрала момент, чтобы осмотреть плаценту. Мне хотелось исследовать сохранившиеся в ней остатки магии. Присмотревшись, я поежилась: что-то было не так, ужасно не так. Может быть, плацента и не светилась багровым, но я не сомневалась: от нее исходило зловоние дун-магии…
Радостное возбуждение, владевшее мной во время родов, улетучилось.
Маллани прошептала мое имя, и меня подтолкнули к ее постели. Она прижимала к себе ребенка, уже обмытого и запеленатого. Она откинула одеяльце, и я увидела крошечное сморщенное личико, чмокающее губками. Дитя выглядело точно так же, как выглядят все новорожденные, если не считать того, что светилось силв-магией.
— Как он? — лихорадочно спросила Маллани. — Скажи мне, быстро!
— Он всю каюту залил серебристо-голубым светом, — ответила я.
Маллани вскрикнула от радости и прижала к себе сына. Потом она снова взглянула на меня:
— Ты уверена?
— Конечно, уверена. Он просто полон силв-магии.
Вокруг раздавался смех, слова восхищения новорожденным силвам-хранительницам не о чем больше было тревожиться. Я бочком проскользнула к двери, оставив их радоваться прибавлению их рядов.
Оказавшись на палубе, я глубоко вдохнула морской воздух. Было так хорошо ощутить его чистоту… Я знала, что если посмотрю назад, увижу дым пожарищ и всполохи магии — все, что осталось от Крида… Поэтому я предпочла не оглядываться. Мне хотелось думать о будущем, будущем, где меня ждала безопасность и чудеса, которых я никогда не знала. Дружба и любовь. Радость. Счастье. Свобода. Никаких хранителей. Никакой дун-магии. Никакого Датрика. Все радости мира должны были стать моими. Я должна была стать счастливой. Так почему же я чувствовала такое беспокойство, такую тоску?
Я сидела в комнате Флейм в «Приюте пьянчуги» и смотрела, как она складывает свои немногие пожитки в мягкую кожаную сумку. Ей было трудно и держать сумку, и складывать вещи внутрь, но я понимала, что предлагать помощь не следует. Флейм нужно было научиться справляться с такими трудностями.
Она была так же красива, как и раньше. Ничто из того, что ей пришлось пережить, не коснулось прелести ее лица, только, может быть, добавило глубины взгляду, заставило Флейм выглядеть более зрелой, что само по себе было прекрасно. Внутри остались рубцы и шрамы, и их было слишком много. Флейм не закалилась с детства настолько, чтобы остаться невредимой после всех перенесенных страданий. Иногда я замечала в ее глазах что-то, что вызывало во мне желание прижать Флейм к себе, уверить ее в том, что ее глубинная суть — единственное, что имеет значение, — не осквернена. Я не давала себе воли раньше и теперь, похоже, уже никогда не дам. Оставалось только надеяться, что Руарту хватит мудрости оказаться для Флейм той опорой, в которой она нуждалась.
— Где Руарт? — спросила я.
— О, где-то поблизости. По-моему, отправился прощаться с местной красоткой. — Она, конечно, имела в виду кого-то из птиц-дастелцев, но я не сразу поняла… Флейм улыбнулась нежной улыбкой, полной любви, и мое сердце сжалось от мысли о трагедии, которую они оба переживают, и от восхищения их мужеством.
