– А я-то думал, ты свое уже отвоевал, аррум хренов, – прошипел Эгин и в мощном заплечном замахе рассек тело Багида Вакка пополам. А потом каждую половину еще на две.
В этот раз горцы не оплошали. Эгин с удовлетворением отметил, что не успел он уложить то, что раньше было Багидом Вакком, а Снах и Уб уже торжествовали победу каждый над своим костеруким громкими криками. Они были увлечены своей удачей и не заметили, что в это время творил Лагха мечом Кальта Лозоходца. Да и Эгину было недосуг, ибо вторым его противником был сокольничий из Кедровой Усадьбы. Тоже, разумеется, переделанный.
«Хвала Шилолу, что Лорма этого не видит. А то потом Сорго две недели не добьется от нее женской благосклонности!» – вздохнул Эгин. В такие моменты, как горячий бой, он от щедрой души желал счастья буквально всем и каждому, кроме своих непосредственных противников.
Лорму и Сорго взяли под свою защиту трое горцев, а также бесстрашный Лога, который за время их совместного пребывания в «убежище», месторасположение которого по-прежнему оставалось для Эгина тайной, сильно, по-собачьи привязался к девушке. В деле истребления костеруких он работал за двух горцев – причем жестокая практика в Сером Холме пошла его свирепости только на пользу. Уложив двоих костеруких, сам он был едва ранен.
Сорго, разумеется, можно было бы тоже дать в руки меч, который тот, охочий, по его словам, до «доброй сечи», так настойчиво требовал. Но Эгин отлично помнил, свидетелем какого наибездарнейшего поединка он был некогда возле милого домика госпожи Люспены. Еще тогда было очевидно, что давать учителю меч хоть против нежити, хоть против комаров – безнадежная затея. «Ты должен быть возле каниойфаммы. На тебе – шардевкатран!» – сурово рявкнул Эгин. Сорго послушно закивал. В конце-концов, это было правдой. Следующий кинжал вошел под шкуру на шее его коня и тот встал на дыбы, (-=skip=-) ему, где Шилол нужду справляет!»), отсиживаться в кустах под благовидным предлогом ему очень даже понравилось. «Когда-нибудь опишет что видел в очередной героической поэме», – с тоской подумал Эгин. С тоской, ибо на него наседали сразу двое костеруких.
К счастью, оба они были ему незнакомы.
x 10 x
Лишь Авелир в том бою не уложил ни одного костерукого. Впрочем, он остался цел и невредим, что само по себе значило куда больше. Когда Эгин расправился со своими и опустил меч, чтобы отдышаться, обнаружилось, что Лагха уже упокоил за спиной свой клинок, лишив Эгина удовольствия насладиться работой и ходом истинного меча Кальта Лозоходца. И что Лога неторопливо обнюхивает всех освежеванных костеруких, дабы определить, не теплится ли в ком-нибудь из них то, что заменяет нежити жизнь.
Горцы тоже были в целом довольны, хотя и удручены потерей двух своих товарищей, одним из которых по злой иронии судьбы оказался Уб. Тот самый, кто сомневался в боеспособности костеруких. В остальном же дела шли хорошо.
– Южан на берегу больше нет, – заключил Авелир, возвращая дальноглядную трубу Лагхе. – Остались только раненые.
– А шардевкатран? – спросил Эгин.
– А что толстому сделается? – заметил Снах и был прав.
«Южан больше нет», – отозвалось в мозгу Эгина. А тот, с красным гребнем? Дальноглядная труба перекочевала в его руки и он смог самолично убедиться в том, что человек, заваривший на Медовом Берегу всю кровавую кашу, лежит поблизости от руин дома Люспены в крайне противоестественной позе. Вероятно, с раскроенным черепом.
Эгин, разумеется, не видел как шардевкатран, облюбовав блестящую шевелящуюся игрушку среди всех прочих, нагнал-таки южанина и схватил его своими жвалами-захватами. Причем сила шардевкатрана была столь велика, а его ярость столь слепа, что даже заговоренный доспех не выдержал и лопнул с характерным, звенящим звуком. Но даже этот звук до ушей Эгина в свое время не долетел.
x 11 x
Густые предгрозовые тучи тяжелым щитом закрывали Ваю от солнца. «Их» шардевкатран, лениво разложив свою не такую уж и омерзительную тушу в грязном канале имени «гремучего камня», отдыхал от ратных трудов.
Все было кончено. Руины домов, тела костеруких, шардевкатранов, южан… Эгин подошел к растерзанному шардевкатраном южанину и сорвал забрало с его лица. На Эгина глядел невидящим взором главный конюх гиазира Багида Вакка. Ну сыть Хуммерова!
Да. На этот раз южане чуть было не переиграли Свод Равновесия. Он, Эгин, аррум Опоры Вещей, имел возможность три с половиной недели назад вот прямо здесь, на этой же кривой вайской улице положить конец всем тем ужасным и кровавым событиям, что обрушились на Медовый Берег вместе с изломом лета. В тот день когда он, Эгин, вышел из дома Люспены после сумбурной любовной схватки, когда к нему подошел этот малый и молодцевато гаркнул: «Вам письмо от милостивого гиазира Багида Вакка!» Тогда ему было достаточно одного удара меча, чтобы Багид Вакк, безвольная марионетка, остался без своего кукловода. Чтобы замерли замерзшими тараканами, предельно уйдя в небытие, костерукие. Чтобы остались жить Гнук, Есмар, многие горцы и десятки людей Багида. Но теперь южанин обрел свою смерть. Как, впрочем, и шардевкатраны, и их зловещие коконы. Возможно, все опять вышло к лучшему.
– Ты знал его, – скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал Лагха.
Эгин молча кивнул. Потом он посмотрел на юг.
Хвала Шилолу, что подходы к Медовому Берегу столь мелководны! Хвала Шилолу, что Вая никогда не была и не будет великим варанским портом! Хвала Шилолу, что все это закончилось.
Так думал Эгин, созерцая корабли южан, замершие в лиге от берега. Сорок галер и двадцать «черепах», прикованных к галерам длинными цепями. Неутопимые, несжигаемые, непобедимые корабли Ихши. И вся эта сокрушительная мощь, которая была призвана обрушиться на корабли Свода, теперь совершенно бесполезна. Ибо ей не было в море достойных противников. А шардевкатран – свирепая и послушная боевая машина – был здесь, на берегу, сильнее чем многие тысячи панцирных пехотинцев. По крайней мере, пока нет солнца. А оно, возможно, не покажется до самого вечера. А потом придет ночь. Ночь – совсем хорошо, ибо ночью шардевкатран втройне хозяин положения.
И когда Эгин уже собирался осведомиться у гнорра, не пора ли им убираться отсюда восвояси, к горцам, а оттуда через горы – в Старый Ордос, ибо все уже кончено…
Над «черепахами» раскатились слышные даже здесь, на берегу, мерные удары боевых барабанов. И сразу же вслед за этим железные драконы на носах «черепах» противоестественно откинули назад мощные, по-лебединому изогнутые шеи, а под ними открылись зияющие черной пустотой провалы.
Захрипели сигнальные трубы. Двадцать «черепах» разом исторгли двадцать детенышей – широкие, неуклюжие, но очень вместительные деревянные баркасы, соскользнувшие в воду по наклонным направляющим. Оказавшись в воде, баркасы ощетинились веслами и двинулись по направлению к Медовому Берегу.
