"Ты меня уберёг" — всё тем же билось сердце, и я даже закрыла глаза.
— Я не хочу, чтобы ты становился кем‑то другим… это несправедливо. — Я подумала о новом Здании и возрождённом агентстве. — Мне нравятся твои мечты.
— Ты всех не знаешь…
— Ну и что. За то я знаю тебя. Разве они так уж и плохи?
— Нет, — он хмыкнул, — я не поэтому так сказал.
Опять раздался телефонный звонок.
— Сегодня какой день недели?
— Четверг, кажется…
— Кому мы понадобились? Ты уже не работаешь, я в отпуске. Может, это родители?
Нехотя поднявшись, я ушла в прихожую и сняла трубку.
Это звонила Геле. Она настойчивым и бодрым голос сообщила мне, что собирает всё агентство у себя через час, чтобы устроить почившему Зданию поминки. Будут все, так что отговоры не принимаются.
Как только я закончила разговор, Трис появился рядом.
— Гелена Зданию поминки устроила. Сказала, что всех обзвонила уже, явка обязательна.
— Тогда поехали.
Мы поехали. На улице было прохладно, июль выдался не жарким, и потому даже в полном маршрутном такси, идущим за город, не было так душно. Многие выходили на своих остановках, и мы вышли на своей, — на моей самой знакомой остановке из всех, что я знала. С неё я уезжала учиться, на неё я приезжала домой, а когда стала жить в городе — то всё равно она осталась для меня "моей". Никто, кроме нас на ней не вышел. Я уже было хотела перейти дорогу и идти к проездам к дому Гелены, но Трис отчего‑то сказал: "Подожди" и ушёл к газетному киоску. Высматривал что‑то на полочке, и это что‑то купил.
— Денег на стоящую вещь у меня нет, но не затягивать же по этой причине? — спросил он, возвращаясь.
— Ты о чём?
— Я купил тебе деревянное колечко.
— Да? Покажи.
— Вот.
— Это взамен погибших цветов? — Я улыбнулась и взяла с его ладони выточенное широкое кольцо. Тёмное, поморенное, но без лака.
— Выходи за меня, — сказал Трис.
Я подняла на его глаза и почувствовала, что на улице на самом деле жарко. Что он сказал?
— Мы когда‑то договорились, что отпустим друг друга, если кто‑то кого‑то полюбит. Всё продумали, не взяв в расчёт одну — единственную возможность… что, например, для меня это будешь ты. Ты знаешь положение более безвыходное, чем это? — Трис попытался произнести последний вопрос с долей иронии, но не смог. Он был взволнован. — Только если и ты…
Я кивнула. Я выговорить ничего не могла, а кольцо зажала в кулаке, чтобы не выронить. Он обнял меня за плечи и поцеловал. Так долгожданно поцеловал.
— Голубки… — послышался голос Вельтона, — я три с половиной года ждал, чтобы хоть раз вы при нас поцеловались, а вы, оказывается, делаете это только наедине… скромники.
От смущения я спрятала лицо, уткнувшись в Триса.
— Да, ты прямо подгадал момент, друг…
— Извините, что прервал. Уехал на своём автобусе на остановку дальше, пришлось возвращаться. Старушка сказала, что встретит, — мы же тут её дом чёрта с два найдём. Гретт, ты чего?
— Ничего, — Трис продолжал меня обнимать, и я всё же повернулась к Вельтону, — ты так неожиданно появился.
— Чего ты стесняешься? Все свои!
Не объяснять же ему, что до этого поцелуя между нами никогда и ничего не было.
— Если всё равно ждать, я пока схожу куплю что‑нибудь попить, ладно?
Невдалеке был магазинчик, и я нашла повод выветрить всё своё смущение и волнение, чтобы свидетелей этому не стало ещё больше. Дойдя до него и скрывшись внутри, я купила бутылку холодной минералки и, пока не возвращаясь, осталась у прилавка, прикладывая её к горящим щекам и ко лбу. Кольцо впечаталось мне в ладонь так, что оставило след. Я примерила его на безымянный палец, — было великовато, совсем чуть — чуть. Но держалось. Так и оставила.
Пробыв в магазине, сколько было можно, я вернулась и увидела, что Пуля с Зариной успели приехать. Я была благодарна Трису за то, что он больше не проявлял нежности, мне не хотелось этого при стольких, даже знакомых людях. При друзьях. Не сейчас. Это было наше и только наше. Он вёл себя как обычно, спрашивал о чём‑то и о чём‑то отвечал.
— Будешь пить?
— Нет.
От глотка не отказалась Зарина, и мы, пока ждали Нила и Геле, выпили с ней минералку на двоих.
— А чего же она мне не сказала, что мы собираемся на остановке? — размышляла я вслух. — Я же знаю дорогу, я тоже всех могу довести до её дома.
— Не знаю.
— Нам сказала, что встретит, я ещё у Зарины была, когда она позвонила, — ответила Пуля, — это хорошая мысль устроить поминки нашему Зданию. Оно всё же было живое. Теперь его нет… Мы вообще глаз не сомкнули, столько часов на кухне проболтали о том, как дальше жить будем… а как мы будем? По — настоящему я даже себе этого представить не могу.
— Я тоже, — вздохнул Вельтон.
Из следующего маршрутного такси появился Нил, и едва мы успели с ним поздороваться, как с другой стороны дороги я увидела, как нам машет рукой леди Гелена.
— Пойдёмте.
— Слушайте, — Зарина спохватилась, — а мы ведь с пустыми руками!
— Ничего, она не обидится, у неё целые залежи конфет, есть с чем чай пить, — заверила я.
Босоногая Геле провела нас сразу на веранду, усадила в кресла и ещё принесла табуреток с кухни.
— По стаканчику домашнего вина нам не повредит, и я заварила травяного чаю. Все любят с мятой?
— Да.
— Кофе только нет.
— Вам помочь чем‑нибудь?
— На "ты", на "ты", сколько можно говорить? — возмутилась она на Зарину. — Помогать не нужно, я сама справлюсь.
— Бодрая бабушка, — хмыкнул Вельтон, когда та скрылась. — Сколько ты с ней знакома?
— Больше десяти лет.
— А сколько ей?
— Я не знаю, она скрывает свой возраст.
— Слушайте, вы заметили, сколько повсюду гвоздик?
— Точно.
— Она их любит.
— А, Нил, расскажи, как вы искали этот горшок?
И Нил стал рассказывать, как Геле, уйдя с ним в подъезд, объясняла, что гвоздики самые прекрасные цветы на свете, и что они символ любви и счастья. Первую декоративную гвоздику, которую она посадила собственными руками и вырастила на своём подоконнике, и следовало найти. Она была уверенна, что как раз продолжительность жизни цветка и определяло время жизни Здания, и так как время было особенным внутри помещений, то как раз хватило на несколько десятилетий по человеческим меркам.
Дальше разговор перешёл к свежим воспоминаниям крушения и Гелена тоже, вернувшись с бутылью вина, подключилась к разговору. Нил, видящий всё со стороны, опять стал удивляться тому, что оно разрушалось странно, будто складывалось, и какое‑то поле отодвинуло их, не давая вернуться, на безопасное расстояние.
