За спиной у Тико лежали лучники, но он даже не помнил, как убивал их. Моряки со свернутыми шеями. Тело помощника капитана, с вырванным горлом и разорванным животом. Руки Тико покрывала кровь, дублет пропитался ею насквозь. Ему ни разу не пришла в голову мысль воспользоваться кинжалом. К чему? В нем нет нужды.
Когда Тико осознал это, красные контуры мира потускнели.
Сердце снова начало биться, легкие вздрогнули и принялись за работу. Кости и мышцы возвращались на место. Звезды потускнели, луна из алой стала розовой, волны ускорили свой бег.
Тико обернулся.
Он увидел корабль Атило. А'риал все еще стояла на носу, уже опустив руки. Она смотрела на галеру мамлюков и улыбнулась Тико, когда их взгляды встретились.
Повсюду плавали обломки — сломанные мачты, остатки рангоута, огромные полотнища парусов, похожие на медуз, надутых воздухом, румпель, поперек которого лежало тело воина со стрелой в шее. Тела плавали, сталкивались, качались на волнах. Большинство принадлежало простым морякам, мамлюкам, венецианцам или киприотам. Те, кто могли позволить себе доспехи, уже покоились на дне.
Кроме Тико, на галере остался в живых только один свободный человек. Возможно, его следовало считать единственным. Вряд ли самого Тико можно назвать человеком, и уж подавно нельзя счесть свободным. Он раб своего голода, даже если освободился от прочего.
Адмирал мамлюков был молод. Высокий, худой. И храбрый.
Он спокойно стоял в дверях своей крошечной каюты: тонкая кольчуга в лунном свете отливает серебром, рука стиснула факел. На голове богатый шлем: золотая насечка, стальная полумаска и золоченое навершие. Доспехи принца.
— Демон, — произнес мужчина.
В свете факела сверкал меч из дамасской стали. Сталь чувствовалась и в хозяине меча: в его душе, позе, твердом взгляде.
— Кто ты такой?
Изменения, с которыми боролся Тико, заканчивались: лицо вернулось к прежним очертаниям, появились уши, ноздри сузились. Клыки укорачивались, исчезая в деснах. Челюсти болели, как и прежде, но сейчас трансформация прошла легче. Мамлюк отступил назад. Сейчас он казался более напуганным, чем несколькими секундами ранее, когда смотрел на меняющийся облик Тико.
— Не может быть, — ошеломленно выдавил адмирал.
В эту секунду Тико решил пощадить мамлюка. Хотя бы на время.
— Ты знаешь меня? — спросил он. — Знаешь, кто я?
Ответом был короткий кивок.
— Тогда ты знаешь больше меня, — сказал Тико, — потому что я тебя не знаю.
Мамлюк медленно снял шлем.
Теперь отступил Тико. В последний раз он видел это лицо, когда сержант Темучин перерезал горло капитану судна, сожженного в венецианской лагуне. Судна, на котором Тико привезли в Венецию и которое взяли на абордаж стражники Доганы.
— Ты узнал меня?
— Я видел, как ты умер, — ответил Тико. — Видел, как твое судно исчезло в огне.
Мамлюк закрыл глаза, губы шептали молитву. Он коснулся рукой сердца, губ и лба в ритуальном прощании. И только потом ответил.
— Моя сестра-близнец, — сказал он. — Она настаивала.
— На чем?
— Сопровождать твое судно. Глупо. Но отец любил ее и разрешил. Пока ты не сказал, никто из нас не был уверен в ее смерти. Я чувствовал пустоту в сердце, но не терял надежды. Отец расстроится, — судя по тону, многое осталось недосказанным.
Мамлюк расстегнул броню и дал ей упасть, не обращая внимания на лязг металла. Броня скатилась по ступеням вниз, к рабам-гребцам. Потом мужчина стянул кольчугу. Он перехватил скимитар и с легким поклоном протянул его Тико рукоятью вперед.
— Сделай все чисто, — сказал он. — Когда я достигну рая, я буду молить об избавлении тебя от проклятия.
Тико на пробу взмахнул скимитаром.
Великолепное оружие. Рукоять обвита золотой проволокой, безупречный баланс; клинок со свистом разрезал воздух.
— Я проклят навеки, — ответил Тико, опустив скимитар.
— Навеки?
— В любом случае ты должен остаться в живых.
— Почему?
— Чтобы принести новости о поражении султану. А я узнаю, зачем на том судне была твоя сестра. Сегодня уже умерло достаточно храбрецов…
Тико безумно устал. Атило как-то сказал: печаль после сражения похожа на печаль после секса, только мрачнее. Тогда Тико не рискнул признаться, что не знает ни того ни другого. Но все оказалось еще хуже. Ужасное опустошение с привкусом падали.
Он раздраженно ткнул тело лучника кончиком скимитара. Облегчения это не принесло. Где же возбуждение? Атило говорил, некоторые впадают в бурную радость.
— Я сэр Тико. Бывший Клинок-подмастерье.
— Я Осман, — ответил мамлюк с легким поклоном. — Мой отец — султан. Моя сестра, прозванная Жасмин, была его любимицей. Но я его наследник.
Тико поклонился в ответ.
— Ты можешь убить меня, — сказал принц Осман, — удержать меня ради выкупа или освободить. И даже послать к отцу с известием о поражении, если захочешь возложить на меня такое поручение. Хотя он не поверит моему рассказу…
— Почему?
— Призывающая бурю ведьма? Хищный, меняющий форму демон? Мой флот, уничтоженный волнами, ветром и молниями? Стрелы лучников, летящие мимо цели? У Венеции нет такого могущества. Отец решит, что я выдумал оправдания.
— И что же ты расскажешь?
— Рабы отказались грести. Я плохо командовал. Тетивы луков намокли. Я сдался врагу и принял свою судьбу.
Лицо принца Османа помрачнело. Султан известен своей безжалостностью. У него достаточно сыновей от жен и наложниц. Он может пожертвовать одним в качестве примера для остальных.
— Оставайся здесь, — сказал Тико.
Как будто принцу мамлюков есть куда идти.
Атило перекрестился, когда Тико появился из той же двери, что и А'риал. Он открыл было рот, но Тико прошел мимо и остановился рядом со стрегой.
— Мне нужна твоя помощь.
— Всякая услуга имеет цену, — зеленые глаза чуть прищурились. — И тебе это известно.
— Назови ее.
— Одно убийство. По моему выбору.
— Выбору твоей хозяйки?
— Моему, — резко ответила маленькая стрега. — Однажды, когда тобой овладеет голод, я попрошу об убийстве. И ты даруешь его, не задавая вопросов.
— Не Джульетта, не Десдайо, не Пьетро.
А'риал кисло улыбнулась.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Однако я согласна.
И Тико объяснил, чего он хочет. Несколько десятков людей должны забыть ход битвы и увидеть ее совсем иной.
Когда Тико отошел в сторону, А'риал выпрямилась. Ее окутало мерцающее сияние, в руках разгорался огонек. Когда волшебный огонь стал достаточно ярким, стрега запела новую историю битвы. Ту, которую запомнят рабы мамлюков.
