Куфа лениво потягивалась под ночными облаками, поблескивали в звездном свете изразцовые купола мечетей и зеркальца прудов. Безмятежное дыхание десятков тысяч людей поднималось к небу.
В черноте ночи сидевшие на крышах люди не видели призрачного ястреба и беззаботно передавали по кругу чашки с едой, веселились и обнимались с женщинами.
Описав последний круг над источающим миазмы ужаса и трупной гнили дворцом, птица развернулась и полетела обратно - к лагерю.
...Светильник чадил.
Утро
Из прогоревшей лампы точал черный хвостик фитилька. Стеклянный носик почернел от копоти.
Сквозь затянутую плотным шелком обрешетку пробивалось яркое солнце. На красно-бело-зеленом ковре блестела цепочка медальона. Яшмовый барс лежал на боку, глаза с глубоко высверленными, внимательными зрачками смотрели в пустоту.
- Сейид?..
Почтительный шепот от полога.
Тарег медленно взял медальон в ладонь, покачал зеленую полированную фигурку. И завернул в приготовленный платок.
Оглянувшись, увидел блестящую от пота бритую голову Элбега.
Джунгар стукнулся лбом о ковры, быстро прополз вперед и доложил:
- Из Куфы послов прислали, сейид... Тебя ждем. Они с условиями сдаваться решили, и те условия они, кобенясь, не разглашают и желают лично их тебе огласить, сыны ослов, грязные от помета...
Тарег поднялся на ноги.
Боязливо, на полусогнутых, слуги подбежали с частями доспеха.
Нерегиль наклонился и продел руки и голову в кожаный, звенящий бляхами оплечий кафтан.
- Двое купцов, жирных таких, сейид... Много денег предлагают, откупиться хотят... Семьсот тысяч дирхам - ха!
Элбег скалил ровные белые зубы под длинными усами.
Тарег склонил голову, вдеваясь в широкий латный нагрудник.
Джунгар почесал за ухом и добавил:
- Клянутся, что ихний самозваный халифный имам из города уже выехал, и выдать его они не могут, хотя бы и хотели сильно. Но господин Меаморя в один голос с Абу-аль-Хайром говорят, что Аривара со своим отрядом на имама того охотились прицельно, ибо разжились туфлями этого человека и издалека его чуяли. Котяры... прощенья прошу, сумеречники, кого-то, конечно, на требуху порвали на северном тракте, но то был точно не предводитель мятежников. Туфлю они долго вертели и на нее колдовали, и божатся, что предводитель зайядитов все еще в Куфе. Хотя... - Элбег почесал за другим ухом, - а может, сейид, это не та туфля? Но Абу-аль-Хайр клянется девяность девятью именами Всевышнего, что его агенты оплошать не могли, ибо все они тайные сунниты и местную ересь люто ненавидят...
Нерегиль развел руки в стороны - слуги зашнуровывали наручи.
Встрепенувшись, Элбег поднял грязный палец:
- О чего еще вспомнил! До костров доплелся один из защитников дворца. Говорит, приняли за мертвого, потом пересидел в арыке. Глаз стрелой выбило, лекарь его перевязывает. Лепешку, что мы ему дали, как волк, кусал. Рассказывал, что недели за две до погромов зайядиты зашевелились, к патрульным на улицам стали подходить, деньги совать, еду всякую, вино.
Зазвякали чеканные пластины пояса - пыхтя и потея от страха, слуга застегивал пряжку в виде оскаленной морды тигра. Тарег посмотрел в лицо Элбегу, тот резво продолжил:
- В глаза, рассказывал, эдак умильно заглядывали и приговаривали: вы ж, когда мы суннитов резать пойдем, ничего делать не будете, правда?
Нерегиль не отводил взгляда. Повернув ладони вверх, он ждал, когда на них наденут перчатки.
- Сам он наверху стоял, но говорит, что из гвардейцев никто не выбрался. Все, сказал, при штурме полегли. Все до единого.
Тарег согнул пару раз пальцы, чтобы перчатка села по руке.
- Мальчишку мы нашли, там, где ты и сказал, сейид.
Подползший на коленях слуга подал меч с перевязью. Битые черные ножны диковато смотрелись рядом с широким нагрудным ремнем роскошного тиснения. Звякнув бляхами, перевязь легла через плечо, невольник благоговейно поправил ремень на спине.
Нечаянно потревожив рукавом Митаму - тигр очнулся от дремы, поворчал и тут же уснул обратно - слуга снял со стойки шлем с белым султаном и длинным наносником.
Тарег взял его под руку и двинулся к выходу. Элбег быстро выпятился, освобождая дорогу.
В мире яви мальчик из мертвого сада оказался выше и грязнее. Он дрожал, как мокрая собака, и таращился широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами. И не падал только потому, что его держали за плечи два здоровенных бритых джунгара. Один ковырялся в зубах, другой зубоскалил над конюхом. Конюх пятерней отбивался от Гюлькара - жеребцу взбрело в голову укусить человека за щеку. Конь скалил зубы и пускал по трензелям слюни, мотая башкой и пихая языком мундштук.
Когда откинулся полог и показался Тарег, все разом стихло - только глупая скотина продолжила задирать губы и утробно фыркать. Обмерший конюх с силой дернул за узду, жеребец длинно выдохнул и гоготнул недовольно.
Элбег принял шлем, нерегиль забросил себя в седло. И с высоты коня - тот разом присмирел, хоть и недобро прижал уши, - подбирая поводья, поглядел на мальчика. Тот вздрогнул, вскинул в ответ глаза - и не отвел взгляда. Несколько мгновений человек и сумеречник, похоже, говорили - по лицам бежали тени мыслей.
Мальчишка вдруг прищурился, закусил губу и кивнул. Прислушивавшийся к нездешнему разговору Элбег очень серьезно кивнул в ответ и тихо приказал:
- Берись за поводья.
Опасливо покосившись на раздувающего ноздри жеребца, мальчик повиновался. Конь остался стоять смирно, только копытом стукнул.
Скрипнув кожей и зазвенев оплечьями, Тарег нагнулся и принял из рук Элбега шлем.
- Пропустите! Да пропустите же меня! Я - начальник тайной стражи! Пропустите меня!
Сквозь оцепление у шатра нерегиля пытался прорваться человек в сером халате.
Элбег сплюнул под ноги и небрежно кивнул: дайте пройти этому чудику.
Абу-аль-Хайр подбежал почти вплотную, но натолкнулся на стену из двух панцирных джунгар. Странно, бочком, застряв между ними, вытягивая шею, он быстро заговорил:
- Господин нерегиль! Посольство из Куфы! Они готовы сдать город на очень хороших условиях!
Пожав плечами, Элбег махнул рукой - убрать, мол.
Равнодушный к крикам Абу-аль-Хайра, Тарег смотрел поверх голов в сторону золотящегося под солнцем города. Огромные серо-желтые стены уходили в небо, ярко трепались зеленые знамена зайядитов. Парные, похожие на перевернутые амфоры купола Пятничной мечети горели нестерпимо яркой лазурью. Высоко над городом длинно посверкивал высоченный золотой купол дворца наместника.
