Из окна кареты Джинеры никто не мог видеть, что делается в небесах — но все поняли.
— А что, — спросил Эральд, — Святая Земля когда-нибудь воевала с драконами?
Алвин скрутился ещё туже и промолчал. Сэдрик пожал плечами.
— Никто не воевал с ними, государь, — сказала Джинера, обратившись к Эральду с наивной непринуждённостью, будто и для неё это было делом решённым. — Но есть легенда о том, как некий воин из Приморья убил драконицу. Драконы, если верить этой сказке, прилетели в его родной город: родич убитой вызвал воина на честный поединок, но брат воина застрелил дракона в затылок, пока тот беседовал с людьми, будучи в человеческом обличье. И тогда драконы сожгли город дотла. В угли.
Алвин обхватил голову руками, ему хотелось согнуться в три погибели. Сэдрик кивнул:
— Ну да. Драконы, говорят, могут жить только высоко в горах. Их там немного, они с людьми не воюют, но если кто из людей полезет — никому не покажется мало.
— Говорят, — продолжала Джинера, — что многих драконов убили из пушек. Но те, кто выжил, уничтожили всех обитателей города поголовно…
— Лучше меня одного, — глухо проговорил Алвин. — Всё равно мне конец.
— Алвин, не торопись, — сказал Эральд. — Ещё ничего не решено.
Кони вынесли карету на дворцовую площадь, и Ланн остановил их. Эральд увидел драконов, сидящих на дворцовых карнизах — и ещё один плавными кругами спускался с неба. Он летел, как чайка — распластав по встречному ветру широкие острые крылья.
Эральд снова был очарован. Он никак не мог отвлечься, перестать любоваться: драконы восхищали до дна души. Они не напоминали геральдических земных драконов, ни европейских, похожих на крылатых крокодилов или варанов в броне, ни вьющихся китайских змее-котов — скорее, птиц, но и птиц — не слишком.
У драконов было изящное и небольшое тело с грудью-килем, птичьи крылья, оснащённые вместо перьев острыми и длинными серебряными лезвиями, змеиный хвост с шипом-стрелой на конце, две мощных орлиных лапы и плоская голова с длинным загнутым клювом, украшенная чем-то, вроде хохолка или гребня. Вся эта живая конструкция, несмотря на внушительную величину — крупнее самого крупного орла, с размахом крыльев метра в два — казалась невесомо-лёгкой, но опасной и стремительной, как новейший самолёт-истребитель.
Увидев карету, драконы на дворцовой крыше расправили крылья, готовясь спланировать на площадь — и Эральд, успев сказать: "Ждите тут!" — на ходу откинул дверцу и бросился к ним навстречу. Когда драконы уже парили, спускаясь, и их товарищи сужали над площадью круги, Эральд вдруг увидел на сияющем боку одного из них короткую тёмную полосу.
— Гельринг! — закричал он радостно, взмахнув руками, как махал бы приземляющемуся планеристу. — Гельринг! Это ведь ты?!
Дракон коснулся земли и затормозил когтями по брусчатке. Когда он стоял на своих птичьих лапах, его голова легко доставала до груди Эральда. Дракон смотрел ему в лицо холодными синими глазами, приоткрыв клюв и завивая раздвоенный змеиный язык.
— Это ты, — сказал Эральд нежно. — Я узнал. Чудесный дракон, я так рад, что ты прилетел. Привет. Как твой бок? Ещё болит?
Дракон встряхнулся, отчего его на миг окутал вихрь серебристой пыльцы, и выпрямился в человеческий рост. Впрочем, даже сейчас никто не спутал бы Гельринга с человеком: его кожа имела вполне характерный металлический оттенок и, присмотревшись, можно было различить крохотные чешуйки, из которых она состоит, а длинные волосы-грива, явно не знавшие расчёски, напоминали тонкую серебряную проволоку. Вдобавок, роскошный чешуйчатый хвост с пикой-шипом, какому позавидовал бы любой удав, в человеческой ипостаси никуда не исчезал — Гельринг непринуждённо им повиливал.
Интересно, подумал Эральд, куда девается одежда, когда с драконом случается метаморфоз — но постеснялся спросить.
— А я ждал, когда ты прилетишь, — сказал он вслух, улыбаясь.
На лице Гельринга, чеканно-жёстком, с ледяными глазами, горбатым носом, щелью губ и точным разлётом бровей, появилась тень ответной улыбки. Он протянул ладонь — птичью лапу с кривыми когтями:
— Король людей… Так это был не сон?
Эральд пожал неожиданно горячую руку, на ощупь металлически гладкую и твёрдую.
— Конечно, не сон. Это же было так здорово… просто, знаешь, честь для меня — помочь дракону сломать клетку. Но я беспокоился, смог ли ты добраться домой раненый.
Гельринг улыбнулся заметнее.
— Я летел. Серебро лечит всё.
— Но ещё заметно…
— Это пропадёт со временем.
Между тем, драконы, патрулировавшие небеса над дворцом, спустились ниже, а те, что сидели на крыше и на парадной арке, приземлились рядом с Гельрингом и обернулись подобием людей, оказавшись удивительно колоритными особами. Юная женщина — настоящая валькирия, её коса из стальной проволоки волос выглядела, как оружие. Суровый бородатый мужик устрашающих габаритов — такой бороде позавидовал бы любой викинг из комикса про супергероев. Парень постарше Гельринга, красавчик: его скульптурные мускулы натягивали рубаху из простого холста так, что она в любой момент могла разъехаться по швам. Ещё одна женщина, с мрачным и просветлённым лицом монумента Матери-Родины… Хвосты делали команду драконов совсем фантастической. Впервые на Святой Земле Эральд всем сердцем пожалел, что у него нет фотоаппарата.
— Здравствуйте, дорогие драконы, — сказал он, чувствуя некоторую неловкость за улыбку, получившуюся помимо воли. — Канцлер написал, что вы хотели поговорить с королём… Видимо, теперь это я. Только вообще-то сейчас немного сложно с дипломатическими миссиями, потому что все перепугались. Думали, что вы прибыли жечь город. Наверное, даже обед не готовили.
Эральд говорил, глядя в лица драконов — и эти лица вытягивались от удивления, а Эральд никак не мог понять, в чём тут дело. На него смотрели, как на диковину — и он смутился до жара вдоль спины, сбился и закончил:
— Может, мы войдём во дворец? А то холодно, а вы одеты легко… Для полётов, да? Вам в вашем серебряном оперении не холодно летать?
Бородатый, видимо, справился с потрясением, взял себя в руки и сказал тяжёлым басом:
— Я — Улькар, вождь клана Ледяной Гривы. Корвуд, Гельринг, Грайна и Лайена — мои дети.
— Здравствуйте, Улькар, — кивнул Эральд, надеясь, что кивок воспримут как поклон. — А с Гельрингом мы знакомы. Я — благой король, но я только что вернулся… как это? Из изгнания.
И тут случилась невероятная вещь: бородатый Улькар улыбнулся. Это было, как если бы улыбнулся атлант у Эрмитажа.
— Я собирался говорить не с тобой, король людей, — сказал Улькар. — Я даже не вполне верил в тебя. Мы думали, что ты привиделся Гельрингу в бреду. То, что происходит в предгорьях, не похоже на деяния благого короля.
