Криспин взглянул на него и сглотнул. Он не знал, конечно, каков приз. Это был не обычный приз; это было целое состояние, с самого дальнего востока. Он снова повернулся к Скортию, прочищая горло.
— Свет и тень в толпе сыграли свою роль?
И по улыбке, тут же появившейся на лице возничего, понял, что выиграл. Выиграл. Он умел решать головоломки. Всю жизнь.
В полной ожидания тишине Криспин заговорил со все возрастающей уверенностью:
— Я бы сказал, что многоопытного Скортия навел на эту мысль темный цвет толпы, когда он достиг поворота перед императорской ложей, мой повелитель. Наверное, он знал много другого, о чем я не могу даже догадаться, но рискну предположить, что это было самым важным.
— Темный цвет толпы, — сердито воскликнул начальник канцелярии Фастин. — Что за чушь?
— Надеюсь, это не чушь, мой господин. Я имею в виду их лица, конечно. — Больше Криспин ничего не сказал. Он смотрел на возничего, стоящего рядом. Теперь на него смотрели все.
— Кажется, — наконец, произнес Скортий, — у нас тут стоит возница. — Он рассмеялся, показывая белые, ровные зубы. — Боюсь, этот родианин — вовсе не мозаичник. Он — опасный обманщик, мой повелитель.
— Он прав? — резко спросил император.
— Совершенно прав, о трижды возвышенный повелитель.
— Объясни! — Приказ прозвучал, как удар кнута.
— Польщен, что мне задан этот вопрос, — спокойно ответил чемпион Синих.
— Не тебе. Кай Криспин Варенский, объясни, что ты имеешь в виду.
Скортий впервые смутился. Криспин понял, что император по-настоящему раздражен, и догадался, почему: в этом зале явно находился еще один любитель решать головоломки.
Криспин осторожно сказал:
— Иногда человек, который видит что-то впервые, может заметить то, что уже не дано видеть другим, более сведущим. Признаюсь, что я устал за тот длинный день к моменту поздних заездов, и мой взгляд блуждал по сторонам. Он упал на трибуны по ту сторону спины.
— И это подсказало тебе, как выиграть гонку? — Короткое раздражение Валерия прошло. Он снова бросился в бой, понял Криспин. Взгляд сидящей рядом с ним Аликсаны казался непроницаемым.
— Это подсказало мне, как человек, более отважный, чем я, мог бы это сделать. Мозаичник, как я уже говорил, мой повелитель, видит изменения цвета и света в божьем мире с… большой точностью. Он должен это уметь, иначе не добьется успеха в своей работе. Я провел часть дня, наблюдая, что происходит, когда колесницы мчатся мимо дальних трибун и люди поворачивают головы, следя за их бегом.
Валерий сидел, подавшись вперед и сосредоточенно нахмурив брови. Внезапно он поднял руку.
— Погоди! Я попробую сам. Погоди. Да… когда они смотрят прямо перед собой, возникает впечатление чего-то более яркого, светлого, так как их лица обращены вперед, а когда головы повернуты в противоположную сторону, когда ты видишь волосы и головные уборы, возникает впечатление более темного цвета.
Криспин ничего не сказал. Только поклонился. Стоящий рядом Скортий из команды Синих молча повторил его движение.
— Ты сам заслужил свой рубин, мой повелитель, — сказал возничий.
— Не заслужил. Я все еще… Теперь ты, Скортий. Объясни!
Сориец произнес:
— Когда я достиг поворота у катизмы, мой повелитель, трибуны справа от меня были разноцветными и довольно темными. В эти секунды я миновал Кресенза и выехал на внутреннюю дорожку. Они не должны были так выглядеть, потому что первые возницы Зеленых и Синих находились прямо под ними. Лица должны были быть обращены прямо к нам, когда мы промчались мимо, и на солнце казались бы светлыми пятнами. Во время заезда не удается различить сами лица, только поймать общее впечатление, как сказал родианин, более светлого или более темного цвета. Трибуны перед поворотом были темными. Это означало, что зрители отвернулись от нас. Почему они отвернулись?
— Столкновение позади тебя, — произнес император Сарантия, медленно кивая головой. Теперь он сцепил пальцы рук, а локти положил на подлокотники трона. — Нечто более увлекательное, даже более драматичное, чем дуэль двух колесниц.
— Сокрушительное столкновение, мой повелитель. Только это могло отвлечь их, заставить повернуть туда головы. Ты помнишь, что первые колесницы столкнулись ДО того, как подъехали мы с Кресензом. Происшествие казалось незначительным, мы оба его заметили и объехали препятствие. Толпа это тоже видела. Чтобы ипподром от нас отвернулся, должно было произойти нечто ужасное уже после этого первого столкновения. И если третья — или четвертая — колесница врезалась в первые две, тогда команда служащих ипподрома не смогла бы расчистить дорожку.
— А первое столкновение произошло на внутренней дорожке, — снова кивнул головой император. Теперь он удовлетворенно улыбался, его серые глаза остро поблескивали. — Родианин, ты понял это все?
Криспин быстро покачал головой.
— Не так, мой повелитель. Я догадался лишь о самом простом. Меня приводит в смущение то, что я оказался прав. А Скортий сообразил все это во время гонки, управляя четверкой коней на большой скорости, сражаясь с соперником. Это выше моего понимания.
— Собственно говоря, я понял слишком поздно, — признался Скортий с грустным видом. — Если бы я был наготове, я бы не стал обгонять Кресенза с внутренней стороны. Я бы остался на внешней от него дорожке и так прошел бы поворот и дальнюю прямую. Так было бы правильно. Иногда, — прошептал он, — мы добиваемся успеха лишь благодаря счастливому случаю и милости божьей.
Никто на это ничего не ответил, но Криспин заметил, как верховный стратиг Леонт сделал знак солнечного диска. Через мгновение Валерий поднял глаза и кивнул канцлеру. Гезий, в свою очередь, сделал знак другому человеку, который вышел из одностворчатой двери позади трона. Он нес черную шелковую подушечку. На ней лежал рубин в простой золотой оправе. Он подошел к Криспину. Еще издали Криспин увидел, что этот сверкающий приз, назначенный скучающим императором на пиршестве ради развлечения, стоит больше денег, чем он имел за всю свою жизнь. Слуга остановился перед ним. Скортий, стоя справа от Криспина, широко улыбался. Счастливый случай и божья милость.
— Ни один человек не был менее достоин такого дара, хотя я надеюсь угодить императору другими способами у него на службе, — сказал Криспин.
— Это не дар, родианин. Это приз. Любой мужчина — или женщина — мог его выиграть. У всех была такая возможность сегодня вечером.
Криспин склонил голову. Внезапно его осенила идея, и, не успев ей воспротивиться, он услышал собственный голос:
— Могу ли я… будет ли мне позволено подарить этот камень, мой повелитель? — Он с трудом произнес эти слова. Он преуспевал, но не был богат. И его стареющая мать, и Мартиниан с женой тоже не были.
