— Я готов, — оскалившись на Лорда-Протектора, ответил скакун.
— Там, — волшебник указал рукой направление. — По чаще идет человек. Убей его и ты свободен.
— И это все? Убить одного человека, и я свободен? — Единорог недоверчиво фыркнул, потом пристально посмотрел на д'Аранжа. — Ты обещаешь?
— Клянусь Субиерархом Ордена, так и будет, — вяло ответил маг.
Единорог снова ощерил клыки, которым мог позавидовать и доисторический матерый волк, взрыл твердую почву крепкой словно сталь шпорой.
— В таком случае прощай, колдун, — заржал он радостно. — Прощай навсегда.
Единорог издал торжествующе злой клич, да так что притих ветер испуганный отзвуками эха его клича и стремительно ускакал.
Волшебник проводил взглядом умчавшегося прочь жеребца и устало опустился на землю. Все было кончено, и д'Аранж просто сидел, уставившись в пространство неподвижным взором. Ему нужно было, что-то сделать с телом девушки, как-то ее похоронить.
Может по традициям Коргадола? Тогда надо про них быстро все разузнать. Или вообще отправить покойницу домой, пускай там сами разбираются, но волшебник не мог заставить себя даже пошевелиться. Просто сидел придавленный горем.
"Хотя откуда горе?" — поинтересовался предательский внутренний голос. — "Ты ведь ее и знал то всего ничего, даже и до постели не добрались. А что погибла из-за тебя, так ведь и не из-за тебя даже, а по собственной глупости".
Посмотрев на самого себя, такого рационального и бездушного, со стороны, д'Аранж с недовольством понял, что слышит голос ничтожества, что сидело у него в темнице, и немедленно задушил эти мысли на корню. Стер их, словно кляксу на безупречной прописи, истребил без следа.
"Так ведь девка то простая. Куда ей до всего разумного и вечно…" — пискнул напоследок темный двойник и исчез.
А д'Аранжа посетило видение. Он снова, почти как тогда, когда они убегали из рушащегося замка, стоял, остужая сапоги, разгоряченные бешеной скачкой, а перед ним, прямо на земле сидела, обхватив колени руками, лейтенант Марисабель Гранде. Странное состояние охватило сознание мага. Происходящее было невозможно, но волшебник почему-то воспринимал все как само собой разумеющееся. И это он — профессиональный маг, которого не проведешь дешевым гипнозом или легким астральным искажением реальности.
Он не забыл, что Марисабель погибла но д'Аранж каким-то образом оставался в непоколебимой уверенности что все происходящее… действительно происходит. Что-то вроде раздвоения личности, но не в смысле психологического заболевания, а в виде сдвига по временной оси в собственное прошлое. Теперь это был одновременно и он сам и он же, но когда он еще был с Гранде на поляне. Живой человек встретился с призраком. Вернее, он получил возможность еще раз пережить свою встречу с ушедшим мгновением. Колдун смотрел и видел самого себя и сидевшую перед собой лейтенанта.
— Так как же отличить то что истинно, от того что ложь? — спросила вдруг девушка, подняв огромные, в пол лица, глазищи на чародея. — Как я могу быть уверена, что не ошибаюсь, в выборе за что сражаться?
Реплика оказалась слишком неожиданной для колдуна, и д'Аранж не мог не покачать головой.
— Вы это серьезно?
Столько всего случилось, а она вдруг решила узнать о смысле жизни? Но лейтенант Гранде была вполне серьезна, в этом чародей убедился по выражению ее лица.
— Хорошо, попробую быстренько объяснить, — сдался волшебник. — Единственное что необходимо, это подождать. Время не только лечит, оно еще и расставляет все по своим местам. Если лет через сто, а еще лучше двести-триста утверждение или учение которое вас заинтересовало не окажется забытым, э-э-э, не людьми хотя и ими тоже, но прежде всего лично вами, так значит что то в нем есть. Если нет, то нету.
Марисабель не сводила с него ожидающего взгляда.
— Это все! — развел руками д'Аранж.
Девушка покачала головой.
— Издеваетесь? — она невесело усмехнулась.
— Даже и не думал издеваться, — отказался чародей. — Я, дорогая вы моя, потому и не принял полста лет назад ничью сторону, что никто из вас не смог предложить мне идею, которая переживет ваши города, хотя бы на сутки. Исчезнете вы, тут же исчезнет и все, ради чего вы сейчас тратите столько сил.
— Разве то, что делаем мы, не делается во всем мире?
— Весь мир тоже безумен, если он занимается такой чепухой! И единственный выход из этого безумия лежит в красоте истинного искусства. Такого, например как мой Парк. Право слово, лишь тот, кто отдал всего себя служению этой идее, сможет, в конце концов, сказать — вот я прожил жизнь не зря… И? даже если вдруг, хм, со мной все же что-то случится… то я оставлю после себя вечное себя же продолжение. А что сможете сказать вы, когда наступит конец? А? Молчите? Посмотрите вокруг.
Марисабель огляделась.
— Что вы видите?
— Статуи? — предположила она. Действительно, первое, что бросалось в глаза это изваяния изображающие очаровательных, царственного вида женщин. Вернее нескольких царственного и одну совсем царственного.
— Статуи, — кивнул волшебник. — Велик тот, кто вообразил и послал через века эту красоту, но велик и тот, кто сохранил ее и приумножил! В этом суть. А кто вспомнит про войну, каких то двух городов, когда она завершиться? Ветераны? Это ненадолго, смею вас заверить. Потомки? Ха! Что им останется вспоминать? Да кто знает? Только то, что кто-то и кого-то в прошлом убивал, а все из-за чего?..
— За свою родину! — возмутилась девушка таким цинизмом, и добавила не без ехидства. — Это называется патриотизм.
— Ой, да бросьте вы, — скривился маг. — Уже через поколение у «патриотов» будет совсем другая родина, и о старой никто даже и не вспомнит. В лучшем случае оставят записи в никому не нужном архиве, а ваши монументы снесут.
— Ваши монументы, — уточнила девушка.
— Как раз мои-то и нет. Они вечны. А вот все проявления патриотизма — это секундная блажь.
— Да уж, — желчно усомнилась Марисабель.
— Именно так, — заверил ее маг, — и я тому очевидец. Можете мне не верить, но лгать мне вам, ну никакого резона. Единственное мудрое решение, на мой взгляд, это посвятить себя служению абстрактной вечной красоте и отбросить всякую мирскую суету.
…Девушка смотрела на каменную королеву, а та стояла, так, что д'Аранжу на миг почудилось, что и она смотрит на Марисабель. Показалось что две, гордые и по-разному сильные женщины меряются взглядами, отстаивая каждая собственную правоту. Но, одна, возможно никогда не существовавшая, иначе как в воображении людей, бессмертная, каменно-непоколебимая и бесконечно уверенная в себе, а другая, живая, наивная и… бесконечно уверенная в себе.
