— За его доблесть и благородство сама небесная Дева прониклась любовью к нему и подарила рыцарю волшебный меч. Клинок назывался Правосудная Дева. Ни один другой меч не мог против нее устоять, ни один щит не выдерживал ее поцелуя. Сир Галладон носил Правосудную Деву с гордостью, но обнажил ее только трижды. Он не желал сражаться ею против смертных, ибо ее мощь всякий бой сделала бы нечестным.
Дика это очень развеселило.
— Рыцарь без упрека? Дурак он без упрека, вот что. Какой прок от волшебного меча, если ты им не пользуешься?
— Владеть им — большая честь. Дик загоготал еще пуще.
— Сир Кларенс Крэб вашего рыцаря на подтирку пустил бы, миледи. Если б они встретились, в Тараторках прибавилась бы еще одна говорящая голова. «Зря я не воспользовался своим волшебным мечом, — жаловалась бы она другим головам. — Ох, зря».
— Возможно, — не сдержала улыбки Бриенна, — только сир Галладон был совсем не дурак. Против врага восьми футов ростом, восседающего на зубре, он вполне мог обнажить Правосудную Деву. Рассказывают, что однажды он убил ею дракона.
Дика это не поразило.
— Костолом тоже дрался с драконом. И без волшебного меча обошелся. Просто завязал драконью шею узлом, и тот всякий раз, выдыхая огонь, поджаривал самому себе зад.
— А что делал твой Костолом, когда пришел Эйегон?
— Что-что. К тому времени он уже умер, вам ли не знать. Эйегон послал на Раздвоенный Коготь Висенью, свою сестру. Наши лорды уже прослышали о конце Харрена и, не будь дураки, сложили перед нею мечи. Королева сказала, что отныне они — ее люди и не должны подчиняться ни Девичьему Пруду, ни Синему Долу, ни Крабовому острову. Это не мешает проклятущим Селтигарам посылать на восточный берег своих прислужников, чтобы собирать подати. Если послать побольше, кто-нибудь и назад может вернуться… потому как мы кланяемся только своим лордам и королю. Настоящему королю, не Роберту и его семейке, — плюнул Дик. — Крэбы, Брюны и Боггсы стояли на Трезубце вместе с принцем Рейегаром. И в Королевской Гвардии наши тоже служили: Харди, Кейв, Пайн и целых три Крэба. Клемент, Руперт и Кларенс Короткий. Кларенс имел шесть футов росту, но был коротышкой по сравнению с тем сиром Кларенсом. Мы все на Раздвоенном Когте верны драконам.
Чем дальше на северо-восток, тем безлюднее становилась округа. Гостиницы кончились, прибрежная дорога едва проглядывала в сорной траве. Ночь они провели в рыбачьей деревне — Бриенне за несколько медяков позволили лечь в амбаре. Они с Подриком забрались наверх, на сеновал, и втащили за собой лестницу.
— А я вот возьму и уведу ваших лошадей, — грозил снизу Крэб. — Вы бы их тоже с собой прихватили, миледи. — Не дождавшись ответа, он продолжал: — Ночью дождь зарядит надолго. Вы, значит, с Подом в тепле, а старый Дик в одиночку околевать должен. — Он сгреб сено, устраивая себе постель. — В жизни не встречал такой недоверчивой женщины.
Бриенна свернулась под плащом, Подрик сопел рядом. Я не всегда была такой, могла бы ответить она. В детстве я верила, что все мужчины благородны, как мой отец. Верила даже тем, кто превозносил мою красоту, ум и грацию. Глаза мне открыла септа Роэлла. «Они говорят так, чтобы добиться милостей от вашего лорда-отца. Ищите правду в зеркале, а не на мужских устах». Бриенна плакала, получив этот жестокий урок, но он сослужил ей хорошую службу в Хайгардене, когда сир Хиль и его друзья задумали поиграть с ней. Девица в этом мире не должна быть доверчивой, если хочет сохранить свою девственность, думала она, слушая, как стучит дождь по крыше.
В общей схватке у Горького Моста она выискивала своих обидчиков и побивала их одного за другим — Фарроу, Амброза, Биши, Марка Маллендора, Раймонда Нейланда, Уилла-Журавля. Гарри Сойера она сшибла конем, Робину Поттеру разбила шлем, украсив рыцаря большущим шрамом. Когда все они пали, Матерь послала ей Коннингтона. На сей раз сир Роннет держал в руке меч, а не розу, и каждый наносимый ему удар был для нее слаще поцелуя.
Последним в тот день ей под горячую руку угодил Лорас Тирелл. Рыцарь Цветов за ней не ухаживал — можно сказать, вовсе на нее не смотрел, — но он носил на щите три золотые розы, а Бриенна ненавидела эти цветы. Один их вид наполнил ее бешеной силой. Когда она наконец уснула под шум дождя, ей приснился тот бой и сир Джейме, накидывающий ей на плечи радужный плащ.
Дождь шел и утром. Во время завтрака Дик-Пройдоха предложил переждать его.
— Сколько прикажешь ждать? Еще день? Неделю? А может, до следующего лета? Нет. У нас есть плащи, а путь впереди еще долгий.
Дождь не прекращался весь день, и узкую тропу, по которой они ехали, совсем развезло. Деревья стояли голые, бурая опавшая листва под ними промокла насквозь. Плащ Дика, несмотря на беличью подкладку, тоже промок, и проводника била дрожь. Бриенне стало жаль его. Ему часто приходилось голодать, это ясно. Существует ли на самом деле эта бухта контрабандистов или разрушенный замок под названием Тараторки? Голодный способен на отчаянные поступки. Быть может, он придумал все это, чтобы заманить ее в безлюдное место.
Весь мир свелся к ровному шуму дождя. Дик горбился, как будто это помогало ему остаться сухим. Когда стало темнеть, деревни поблизости не оказалось и леса, в котором они могли бы укрыться, тоже. Пришлось устраивать лагерь в скалах, ярдах в пятидесяти от черты прилива. Камни по крайней мере защищали от ветра.
— Надо бы покараулить ночью, миледи, — сказал Дик, пока она пыталась разжечь сырые дрова. — Вдруг тут хлюпари водятся.
— Хлюпари?
— Нечисть такая, — со смаком поведал Дик. — Издали их можно принять за людей, но головы у них очень большие, и где у человека волосы, у них чешуя. Сами они белые, как рыбье брюхо, всегда мокрые и рыбой воняют. Между пальцами у них перепонки, а во рту зеленые зубы, острые, как иголки. Говорят, будто Первые Люди перебили их всех, только вы не верьте. Ночью они тихонько приходят на своих перепончатых лапах, хлюп-хлюп, и крадут непослушных детей. Девочек оставляют себе в жены, а мальчишек едят. И тебя съедят, парень, — ухмыльнулся он, глядя на Подрика, — прямо сырым.
Подрик взялся за меч.
— Пусть только сунутся.
— Думаешь, их так просто убить, хлюпарей? А вы что скажете, миледи, — вы ведь нехорошая девочка?
— Нет. — Хорошая, только глупая. Дрова не желали загораться — Бриенна уже устала возиться с огнивом. Растопка слегка дымилась, но это и все. Отчаявшись, она завернулась в плащ и прислонилась к скале, приготовившись как-нибудь протянуть эту холодную, мокрую ночь. Пока она, мечтая о горячем, жевала вяленую говядину, Дик рассказывал, как сир Кларенс Крэб сражался с королем хлюпарей. Бриенна не могла не признать, что он хороший рассказчик. Марк Маллендор со своей обезьянкой тоже, бывало, ее забавлял.
