— Ничтожества! Им не дано понять…
— Чтобы понять, им надо быть нами, — сказал Стас.
— Это так, — согласилась она. — Как я решила — так и будет!
Стас опасался бунта. По его приказу верные ставры охраняли покои королевы, оружейную и сам дворец. Но присягнувшие Элор воины и слуги не выказывали недовольства. Им хорошо платили, и они служили со всем рвением, понимая: случись что с королевой — и им несдобровать…
Вскоре был пойман еще один жрец. Не решаясь появляться в Ильдорне, он подстрекал жителей пригородных поселений к восстанию против «мерзкой и распутной королевы». Его схватили не ставры, а королевский патруль, и Стас был рад этому. Значит, не все потеряно.
Подстрекателя доставили во дворец, и Элор пожелала лично взглянуть на него.
— У меня слово для тебя, — сказал жрец. Сопровождавший королеву Стас заметил в его глазах огоньки безумия. «Фанатик», — подумал он.
— От Мирхема. Наедине.
— Нет! — отрезал Стас. — Скажешь здесь и сейчас!
Элор вопросительно взглянула на него и перевела взгляд на пленника.
— Говори!
— Я скажу тебе то, что ты знаешь и сама. Ты спишь со ставром, ты опозорила трон Ильдорна, ты надругалась над святынями…
— Что? — Элор встала с трона и подошла к посланнику. — Надругалась? Я?
— Ты — мерзость, ты не королева!
— Ты! Знал ли ты когда-нибудь любовь, жрец? — взгляд Элор впился в жреца.
— Я люблю нашего бога и готов умереть за него!
— Нельзя любить бога, не любя человека! Знал ли ты любовь, жрец? — повторила она. Голос ее дрожал.
— Нет, — ответил, словно плюнул, посланник.
— Тогда как ты смеешь осуждать то, чего не знаешь? — Она выхватила у Стаса меч, он не смог помешать ей. Острие клинка уперлось жрецу в грудь. Фанатик сжал губы и молчал. Элор надавила. Острие пронзило легкую одежду, кровь заструилась по балахону жреца. Элор наступала, мечом толкая жреца перед собой. Все в зале с ужасом смотрели на это. Ноги жреца уткнулись в низкий подоконник. За спиной было окно. Элор ослабила натиск:
— Ты сказал, что тебе велели, а теперь говори правду. Ты думаешь так же, как Мирхем?
— Да, — сказал фанатик, и это были последние его слова. Меч Элор вытолкнул жреца из окна. Мертвая тишина повисла в зале.
— Что? — Элор обвела взглядом кучку старательно отводящих взгляды придворных. — Вы думаете то же самое?
— Нет, госпожа, — словно очнувшись, хором заговорили они.
— Тогда почему никто не убил его на месте?
Они молчали.
— Кто из вас любит так, что готов умереть?
Элор смотрела на них так, что даже Стас чувствовал себя не в своей тарелке.
— Вы — ничтожества, если не знали такой любви! Все вы служите мне, но не знаете, что есть сила сильнее всего и даже сильнее королевы.
— Я знаю это, госпожа, — низко поклонившись, сказал один из придворных, пожилой старик.
Элор кивнула ему.
— Кто хоть раз любил так, как надо любить, тот знает, что не отступит, что бы ни случилось! Я не боюсь ни Мирхема, ни его грязных речей! Я никого не боюсь.
Когда придворные разошлись, Элор подозвала советника, того самого старика:
— Вели отпустить жреца из тюрьмы.
Советник поклонился, подтверждая, что понял, но Элор не закончила:
— Пусть передаст Мирхему: еще одно слово — и я велю сровнять Кен-Данар с землей! Иди.
Советник склонился еще ниже.
— Постой. Значит, ты любил? — спросила она.
— Да, госпожа. И люблю до сих пор.
— И… тебя любят?
— Она умерла, госпожа.
— Как жаль, — искренне сказала Элор. — Ну, теперь иди.
Едва их оставили наедине, Стас схватил Элор, прижав к себе:
— Ты пугаешь меня, Элор! Зачем ты убила его?
— А ты не понял? — отшатнувшись, проговорила она.
— Я понял. Но зачем это делать при всех? Отправь в тюрьму и…
— Довольно! Я сделала так, как надо.
— Боюсь, они не поймут. Большая часть людей решат, что ты жестока и зла, — и ничего больше.
— Тем хуже для них. Мне важно лишь то, что скажешь ты. — Элор взяла его за руку. Их взгляды встретились, и Стас в один миг забыл все, что случилось. Он любил и прощал ей все. А фанатик знал, на что шел.
Они страстно поцеловались.
— Неужели тебе нравится целовать меня? — спросил он. — Я представляю свою морду со стороны…
Она тихо засмеялась:
— А я закрываю глаза…
Теперь засмеялся он:
— А я не могу на тебя насмотреться!
— Пойдем ко мне в покои.
Они миновали окаменевшую стражу и по коридору пришли в покои Элор. Только там железная королева обняла Стаса и расплакалась.
— Не плачь, — Стас гладил ее по голове и радовался, что она плачет.
— Я не хотела, но я была должна, понимаешь?!
— Понимаю, Элор. Таков твой мир.
— В твоем мире разве не страдают?
— Страдают, и еще как.
Она понемногу успокаивалась.
— Теперь ты понимаешь, что значит править, — сказал Стас. — Власть — это насилие, Элор, ты не уйдешь от него, как бы ни старалась. Ни один правитель не уйдет.
— Значит, так тому и быть.
— Айрин обвиняли в жестокости. Теперь то же скажут и о тебе.
— Мне все равно.
— И мне.
Они обнялись, стоя перед огромным зеркалом в ее покоях. Стас видел отражение могучего ставра Мечедара и Элор, хрупкой девушки, прижавшейся к его плечу. Нужно ли ему что-то еще? Есть ли разница, ставр ты или человек, если ты счастлив? И что для него тот, старый мир, если здесь он чувствует себя настоящим?
До свадьбы оставалось три дня. По этому случаю Элор освободила от пошлин всех въезжавших в Ильдорн купцов, и город превратился в огромный рынок. Не столько корысть, но главным образом любопытство влекло в город людей и ставров со всех концов Долины и из других городов мира, прознавших о свадьбе королевы и ставра.
В круговерти забот и хлопот Стас и Элор целыми днями не видели друг друга. Элор занималась подготовкой к свадьбе, Стас много ездил по окрестностям, разрешая земельные споры, словно грибы после дождя возникавшие после освобождения ставров. Как равноправные граждане ставры стали требовать захваченные поселениями аллери земли. Стас старался мирить спорщиков, искал компромиссы и пресекал самоуправство.
В одной из поездок к нему подошла девушка-ставр.
— Мечедар!
— Я слушаю тебя… Черногривка?
— Да, это я, великий вождь.
— Как поживаешь? — спросил Стас. Он не забыл, как обидел ее тогда, на площади, в клане, пытаясь золотом откупиться от любви…
Девушка качнула изогнутыми подкрашенными рожками:
— Хорошо. Нашла жениха.
