— Он строит стену, — сказала Гесса, не отводя взгляда. — Невидимую стену. Есть недостатки во… всем… изъяны в вещах мира, места, где путь соскользнул и оставил дефект. Виллум поворачивает их и собирает в стену. Говорят, что коснуться ее — все равно, что коснуться стекла. Редкий талант. Его стена статична, но, говорят, гроссмейстеры могут делать подвижные стены. Говорят, что у одного Дарн-мага есть дефект-меч, невидимое лезвие, которое пронзит любую сталь, поднятую против него! — Гесса протянула руку и схватила ладонь Ноны, не выпускавшей флакон изо рта. — Не надо!
— Мне нужно. Я... — но, пока Нона говорила, лезвие, воткнутое в живот, слегка притупилось, сведенные судорогой мышцы расслабились и она наклонилась вперед, извергая кислоту на пол.
— Он закончил.
Нона выпрямилась, не обращая внимания на недовольный взгляд студента слева от нее. Виллум стоял и ждал. Если он и построил какую-то стену, она ее не видела. Прошло несколько минут, пока Ара погружалась в транс и невыносимая боль Ноны сменялась тупой и острой тошнотой. Ей хотелось снова оказаться в туннелях под монастырем, чтобы увидеть, как близко Йишт находится к корабль-сердцу, и снова испытать то облегчение, которое она испытала в последний раз, когда ей было так плохо.
Наконец Ара заговорила глубоким и звучным голосом:
— Ты закончил?
Виллум кивнул, облизнув губы.
Нона чувствовала эхо шагов Ары, когда та шла по Пути. Один. Два. Три. Четыре. Ара никогда не заходила так далеко. Возможно, в присутствии Ковчега даже Нона смогла бы сделать второй шаг. Пять.
Ара вернулась, встряхнув все тело, ее волосы взметнулись золотым облаком вокруг головы. Энергия Пути окутывала ее ярким коконом, сочилась из плоти. Нона решила, что она бы с таким не справилась, но Ара направила силу вперед и послала ее в сторону Виллума зубчатым пламенем, походившим на горящую молнию.
Атака Ары ударила в стену Виллума в ярде от того места, где он стоял, и зал содрогнулся от взрыва. Нона уловила краткое впечатление раскаленной добела энергии, расплющивающейся и разливающейся вокруг полукупола; только слабое эхо проникло через него и ударило в грудь студента, но золотые сигилы поглотили ее, как будто были отверстиями в какое-то другое месте.
По галереям прокатилась легкая волна аплодисментов. Виллум нерешительно поклонился и вернулся в комнату, из которой вышел.
— Что? Он выиграл? — спросила Нона.
— Нет. Ара. Виллум был бы ранен, если бы не носил сигил-мантию — и они стоят больше, чем поместья большинства лордов, так что не входят в стандартный академический гардероб. Но это было впечатляюще — он смог почти полностью остановить такой мощный взрыв. Вряд ли Ара смогла бы сделать в спешке еще один.
Академики снова принялись за свои дискуссии, старший из них быстро задавал вопросы Сестре Сковородка. Нона наклонилась вперед, чтобы посмотреть на Маркуса. За последние два года он заметно вырос, а может быть, всегда был эффектным, а она этого не замечала. Симпатичный, но не как Раймел Таксис, высокомерие которого сделало уродливыми даже правильные черты лица и квадратную челюсть.
— Что ты можешь сделать? — спросила она его.
— Я эмпат.
— И что это значит?
— Ну… Я могу тебя рассмешить.
— Не можешь!
Он скривил лицо, высунул язык и скосил глаза. Она расхохоталась, отчего дискуссия в конце зала затихла.
— Это обман, — прошипела она.
— Разве не в этом заключается магия? — Он ухмыльнулся. — Но я могу. Я могу залезть тебе в голову и заставить тебя смеяться... или плакать. Или, если мы столкнемся друг с другом, я заставлю тебя сдаться.
— Не скажу насчет смеяться или плакать, но заставить меня сдаться ты не сможешь.
— Ну. Я бы очень постарался. — Маркус улыбнулся, но без особого энтузиазма.
— Это не сработает. Сдаваться — это не то, что я делаю. Ты ведь помнишь меня, правда? — Но, произнося эти слова, Нона гадала, что он может помнить о ней. Она помнила его серьезным, склонным к соперничеству мальчиком, от которого осталось совсем мало. Два года в монастыре изменили его, или, возможно, его изменила собственная сила. Возможно, ты не можешь проникать в головы людей без того, чтобы часть их не потянулась назад и не сформировала тебя.
— ...Послушница Нона и Проксима Люта. — Старший академик поднялся на ноги, в то время как мысли Ноны были далеко.
С табурета поднялась третья студентка, высокая девушка со светлыми волосами, закрывавшими половину ее лица. Видимый глаз был темным и враждебным, а скула — такой острой, что об нее можно было пораниться.
Нона последовала за Сестрой Сковородка в комнату для подготовки. Когда она вошла, тошнота отступила. Она стояла озадаченная, но успокоенная, глядя на картины, развешанные по стенам, пока Сестра Сковородка закрывала дверь. Академики в черных мантиях смотрели на нее со всех сторон, их нарисованные лица были одинаково суровы.
— Нона, твой противник — тень-ткач.
— Она, что, собирается спрятаться в тенях и прыгнуть на меня? — Нона нахмурилась. — Можно мне ее ударить?
— Нет! — Сестра Сковородка топнула ногой. — Никаких ударов! — Она вздернула подбородок. — Ты не будешь лягаться, кусаться, бодаться головой или делать еще чего-нибудь такое, чему тебя научила Сестра Сало. Только Путь.
— Но я едва могу дотронуться до Пути. И как это поможет против теней? Можно мне ее взорвать?
— Я не думаю, что сможешь, Нона, нет. Но если ты вдруг овладеешь этой способностью — а в такой близости от Ковчега случались и более странные вещи, — она будет в сигил-мантии, и да, ты можешь взорвать ее. Было бы упущением с моей стороны не добавить, что мантия рассчитана на десять ступеней. Устрой взрыв сильнее, и ты проделаешь дыру в студенте Академии. А это было бы очень плохо.
— Итак... что я могу использовать? Грубый язык? Наорать на нее? — Нона нахмурилась. — А что она может сделать мне?
— Тень-работа гораздо глубже, чем то, что тебе успела показала Сестра Яблоко. Сокрытие — наименьшая из таких манипуляций. Одни тень-работники умеют вызывать страх. Другие могут быть способны впустить в тебя тьму. Слепота — самый легкий вред, но целая конечность может тебя подвести, если заразится тенью.
— Вы уверены, что я не могу просто дать ей по морде, прежде чем она начнет?
— Ты, Нона, обретешь безмятежность и в ее доспехах будешь защищена от всех подобных нападений.
— Даже от инфекции?
— Да.
— И это все, что есть? Безмятежность побеждает тени?
Какое-то мгновение Сестра Сковородка жевала внутреннюю сторону щеки.
— Раздиратель может использовать для атаки собственную тень. Он может разорвать плоть, и нет никакой физической защиты. Умная нить-работа может победить такой злой умысел. Или можно просто проделать дыру в тень-работнике. Но раздирание — редкий талант, и в том маловероятном случае, если юная Люта обладает этой силой, академик Антаст сейчас говорит ей не использовать его против тебя, точно так же, как я говорю тебе не бить бедную девочку.
Нона подумала о зрителях, ожидающих ее там. Все эти суровые и серьезные академики, чьи умы были полны волшебных хитросплетений марджала. Она чувствовала себя достаточно нервной даже здесь, под нарисованными взглядами зрителей на стене…
— Не думаю, что смогу… Я плоха в безмятежности даже там, в монастыре, с друзьями. Здесь... со всеми этими незнакомцами...
— Это представление, Нона. — Сестра Сковородка улыбнулась. — Ты же воин. Может быть, Путь и течет в твоих жилах, но в глубине души мы обе знаем, что ты боец. А что такое бой, если не представление? — Она остановилась и театрально подняла руку. — Каждая звезда, вращаясь в черной глубине небес, горит только потому, что человечество подняло лицо, чтобы посмотреть. Каждое великое деяние должно быть засвидетельствовано. Иди туда и сделай что-нибудь великое.
— Итак... — Нона обвела взглядом нарисованное на стенах неодобрение. — Безмятежность... — Она начала прокручивать в голове слова лун-песни.
