— Отдай мне моего жениха! — вдруг сказала Малинка. Она сама не ждала, что решится заговорить, но слова вырвались против воли, словно кто-то другой заговорил ее голосом. — Мой жених остался волком. Отдай мне его.
— Я не отдаю назад того, что взял, — ответил ей Белый Князь, глянув прямо ей в глаза своими зелеными глазами, но Малинка не испугалась — она уже не ощущала себя частью живого земного мира, которую можно убить.
— Светлый Хоре не велел тебе трогать людей! — с вызовом ответил Огнеяр.
— Не тебе знать, что велел мне Светлый Хоре! — с гневом зарычал Белый Князь, приподнялся на лапы, но потом вдруг снова сел. — Ладно, — неожиданно согласился он. — Только я не знаю, кто из них твой жених. Узнаешь его — я позволю ему снять волчью шкуру.
— Я узнаю, — согласилась Малинка. Как раньше она не могла бояться, так теперь не смогла обрадоваться и только повторила: — Я узнаю.
— Через три дня все мое племя соберется у Волчьей горы, — сказал Белый Князь. — И ты должна будешь узнать твоего жениха. Только его одного. И только один раз.
— А не обманешь? — спросил Огнеяр.
Белый Князь снисходительно усмехнулся, приподнялся и чуть отступил в сторону. И стало видно, что прозрачный белый свет испускает не он сам, а широкий пень позади него. Вернее, большой нож со сверкающим широким лезвием и серебряной рукоятью, воткнутой в щель на поверхности пня. Это был Острый Луч — рожденный из Хорсова луча и подаренный волчьему племени как источник его силы и знак родства с божеством. Клинок казался тонким лучом белого света, застывшим острым языком пламени, но все знали, что тверже и острее его нет клинка на свете.
— Пусть Пресветлый Хоре будет послухом — я сделаю, что обещал! — надменно ответил Белый Князь. — А если вы мне не верите — я не держу вас.
— Мы тебе верим, — сказал Огнеяр, с трудом отведя глаза от сверкающего ножа. Именно Острый Луч наделяет избранника силой Князя Волков. — Мы будем здесь через три дня.
Повернувшись, он понес Малинку прочь с поляны. Десятки горящих глаз провожали их, но никто не шелохнулся. Волки у подножия пропустили их молча, и Огнеяр с Малинкой снова нырнули в чащу. С каждым шагом ей делалось все легче дышать, тело слабело, а страх завладевал душой — только теперь она начала осознавать, где была и с кем говорила. Неужели ей придется еще раз вернуться туда?
Когда Волчья гора скрылась из вида, Огнеяр остановился и встряхнулся. Малинка послушно сошла с его спины и тут же повалилась на мох, совершенно обессиленная.
— Ну что — пойдем опять туда? — прорычал Огнеяр, но она его не поняла.
Тогда он кувырком стряхнул с себя волчью шкуру и с наслаждением потянулся — ему тоже хотелось совсем избавиться от памяти о волках. Даже ему посещение Волчьей горы не прошло даром.
— Пойдешь опять? — по-человечески спросил он у Малинки, садясь на мох рядом с ней. — Или страшно?
— Страшно. — Малинка подняла голову, увидела его, облегченно вздохнула и схватила его горячую руку. Теперь она была не единственным человеком в волчьих землях. — Еще как страшно! А все равно пойду. Как же не идти? Ведь он обещал… Скажи! — Она села на мох и тревожно впилась глазами в лицо Огнеяра. — Он обещал — так не обманет?
— Нет, пожалуй. Перед Острым Лучом обещал — не обманет.
Малинка перевела дух и снова легла на мох, подложив узелок под голову. После всего перенесенного она чувствовала отчаянную усталость, но боялась заснуть, боялась тех ужасных снов, которые могли навеять ей десятки волчьих глаз.
Огнеяр положил руку ей на голову, и она мгновенно заснула. И не видела во сне совсем ничего — дух ее отдыхал, Огнеяр запретил ему странствовать. Самому Огнеяру спать не хотелось. Белый свет Хорсова ножа сиял перед его глазами, ослеплял и дразнил. Как и у Малинки, у него не было дороги назад. Бросить Князю Волков девушку, которая ему верила, Огнеяр не мог. А если стоять за нее до конца — наверняка придется драться. Огнеяр слишком хорошо знал Хромого, чтобы поверить в его нежданную доброту. Огромная, мощная фигура Старого Князя стояла у него перед глазами — только безумец мог надеяться одолеть его. «Он сидит перед пнем и никого не пустит на свое место, — думалось Огнеяру. — А впрочем… На то он и старый, что ему на смену приходит молодой. И почему не я? Кто имеет на это место больше прав, чем я, сын Велеса? Отец! — может быть, впервые в жизни осознанно позвал он. — Поможешь?»
И багровое пламя ярко вспыхнуло перед его глазами. За свою жизнь Огнеяр совершил много такого, что не нравилось его отцу, но в этом деле Подземный Хозяин поможет. Став Белым Князем Волков, Огнеяр сделает шаг к обретению той божественной сущности, в которой был рожден. А теперь он знал, что его главный поединок еще впереди.
В который раз за последние месяцы Огнеяр подумал о своем противнике — сыне Перуна. Огнеяр жалел, что так мало выспросил о нем у Еловы и Оборотневой Смерти — даже имени не знает. Где его искать? Теперь в жизни Огнеяра появилась новая цель, но он знал, что к поединку своей судьбы еще не готов. Он не знал главного: за что он будет биться с неведомым оборотнем, покрытым рыжей шкурой? Казалось бы, о чем тут спрашивать — их битва должна стать продолжением извечной битвы их отцов, Перуна и Белеса. Но этого Огнеяру было мало. Пусть Велес создал его только как свое оружие — он не был бессловесным и нерассуждающим орудием даже в руках бога. Сам полубог и полузверь, он обладал беспокойным, вечно жадным человеческим разумом и хотел знать дороги своей судьбы.
«Дожить бы еще!» — угрюмо подумал Огнеяр, вспомнив сияющие глаза Белого Князя. Но здесь было и проще — сейчас Огнеяр точно знал, за что будет драться.
На займище Вешничей несколько дней прошло спокойно. Два березовых листочка так и сидели в волосах Милавы, она привыкла к ним, осторожно причесывалась, стараясь не задеть их гребнем. День ото дня они росли, наливались густой зеленью, словно сидели на обычной березовой ветке, где посадила Мать Макошь, и с каждым днем все труднее было прятать их под волосы, чтобы не заметили родичи. А что будет, если кто-нибудь узнает? Тогда ее тоже объявят нечистой, запрут в пустую клеть или отдадут Елове — и уж тогда им останется пропадать вместе с Брезем. Ни за что Милава не хотела попасть в руки ведуньи и старательно прятала листочки. На ходу или от ветра они терлись о ее волосы, нашептывали что-то непонятное, и Милава невольно вслушивалась в тихое шуршание, старалась вникнуть…
Тот березовый смех, который она слышала наутро после Ярилина дня, тихо шумел у нее в ушах. Иногда Милаву всплеском охватывали страх, обида, чувство одиночества и тоски, она вспоминала, что листочки эти — печать Леса, знак его власти. В такие мгновения ей хотелось сорвать листочки — пусть будет больно! — рассказать всем, пройти любое, самое суровое очищение, но вырваться из цепкого плена, вернуться в теплый человеческий мир, к родичам, к подругам. По ночам ей снилось, что вокруг нее шумит беспросветный дремучий Лес, ветви тянутся к ней, как хищные жадные лапы, корни ползут из земли и цепко обвивают ноги, дупла раскрываются в толстых стволах, как пасти хищных зверей. Лес голоден!
