Вилл потянулся к лицу одного из нападавших, намереваясь сдернуть маску, но получил удар в ухо и отлетел к стене. От изумления и ярости Вилл даже не нашелся что сказать: только разевал рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом мой деятельный брат схватился за рукоятку меча, но достать его не успел. Разбойники кинулись на него и стали пинать ногами. Действовали они так слаженно и умело, что Виллу осталось только извиваться на твердом камне мостовой и взывать о помощи.
Не знаю, чем для него закончилось бы досадное происшествие. Думаю, он навсегда лишился бы и зубов, и физического здоровья, но, на его счастье, я как раз направлялся по этой улице к дому моей очередной возлюбленной. Увидев, что мой братец угодил в переделку, я ни секунды не раздумывая вихрем помчался вперед. Железного меча у меня еще не было, зато был отличный кинжал, который я с удовольствием всадил обидчику брата в левую ягодицу. Увидев, что я настроен решительно, негодяи поспешили убраться восвояси. Они скрылись за поворотом. Если бы мы пожелали, то могли бы найти их по следу, оставленному раненым, но я не горел желанием пускаться в погоню. Вилл, похоже, тоже. Он сидел на мостовой и сплевывал кровь. Губы у него были разбиты и уже стали набухать.
«Скоро будут напоминать парочку спелых фиников», – подумал я и поинтересовался:
– Ты в порядке?
– Да, – раздраженно ответил Вилл, – на твоем месте я бы не торчал как хрен на грядке, а помог мне подняться.
Сравнение показалось мне весьма неудачным, и все же я подал ему руку. Вилл с трудом поднялся, ощупывая ушибленные ребра и поминутно охая.
– В городе тебя, похоже, не любят, – заметил я, – может, тебе пореже выходить из дворца? Хотя бы в ближайшее время.
– Не хватало еще мне бояться каких-то там простолюдинов! – скривившись, заметил Вилл. – Ну-ка, помоги мне дойти до дворца. Я облокочусь на тебя, и ты меня поведешь.
Его манера ко всем обращаться так, будто все ему должны, сильно меня рассердила.
– Может, дойдешь сам?! – буркнул я.
– Да ладно тебе, Дарт, – сказал он, – ты погляди, мне же все отбили.
– Хорошо, – сказал я, – так и быть. Если всю дорогу ты будешь молчать.
В юности Вилл не вызывал у меня особенной антипатии. Я относился к нему нейтрально. Странности его натуры, конечно, раздражали, и во время редких разговоров с братом я иногда начинал подергивать серьгу, подумывая, а не проткнуть ли его мечом, но серьезных столкновений между нами не было никогда.
Это уже потом, пожив некоторое время при дворе в Вейгарде, когда он каждый день пытался найти мне какое-нибудь занятие, я стал всерьез недолюбливать Вилла. Ведь я в ту пору был занят поисками самого себя, меня заботили мысли о будущем, я должен был многое обдумать и понять, чтобы выбрать в жизни правильный путь. Спрашивается, что может быть важнее для юноши, лишенного наследства и соответственно стабильности, чем определиться со своим предназначением в жизни? Братья были в полном порядке, при королевствах, обеспеченные надежным тылом, я же блуждал в потемках. Мои размышления поначалу, как я уже упоминал, привели меня на большую дорогу, но зато уже на большой дороге я окончательно определился с выбором и решил, что буду королем. И я действительно стал им.
И что же дальше? Что делает Вилл в то время, когда все ополчились против меня? Поддерживает младшего брата? Вилл посылает против меня армию. Совершив по отношению ко мне подобный акт недоброй воли, Вилл стал моим злейшим врагом.
Я знал, что королевство ослаблено его бестолковой деятельностью и народ Вейгарда его буквально ненавидит за неуемный дух реформаторства и обилие утопических идей.
«Забрать у Вилла Вейгард будет несложно, – думал я, – проще, чем отнять у старика вставную челюсть».
Меня немного беспокоило, что Вилл первым выступил против меня. Не иначе как в рукаве у него припрятан какой-нибудь козырь…
Реформаторством в Вейгарде Вилл действительно занялся самым решительным образом с первых же дней своего правления. Деяния Вилла зачастую были настолько масштабны, что приобрели широкую известность и за границами королевства. Все в Белирии говорили о том, что он разрушил плотину – и лишил город воды, отправил герцога Бевиньи на битву с драконами – и тот бесславно сгинул, но сделался в памяти народной национальным героем, что король Вилл переименовал Вейгард в Виллгард и заставил даже переписать летописи, после чего с некоторыми воспринимающими все близко к сердцу летописцами случились нервные срывы. За одно только упоминание старого названия страны в Вейгарде (Виллгарде) подвергали публичной порке.
Но все эти деяния, как выяснилось впоследствии, были только началом грандиозных замыслов Вилла по переустройству жизни в Вейгарде.
После моего отъезда (мне хотелось остаться в живых, а деятельный Вилл непременно приспособил бы меня куда-нибудь, где выжить бы не удалось) Вилл продолжил дело обустройства собственного королевства. Он решительно взялся за создание между городами широкой, мощенной камнем дороги. А поскольку на такое грандиозное строительство камня ему было нужно очень и очень много, Вилл приказал согнать весь народ в каменоломни, чтобы обеспечить бесперебойную добычу и поставку камня.
– Ты мне за строительство головой отвечаешь, – сказал он своему первому помощнику Лаксу Молосту и оказался человеком слова – когда строительство сорвалось, Лаксу отрубили голову.
Разумеется, столь кардинальные меры в переустройстве жизни и всего королевства в целом ополчили против короля простых граждан Вейгарда. Люди всегда консервативны, новые веяния, исходящие от правящей власти, им кажутся помехой спокойной жизни. Народу не нравится, когда разрушают сложившийся годами жизненный уклад.
Вилл Вейньет, к несчастью для себя, не мог понять такие простые вещи. Он считал, что каждый житель его королевства обязан разделять с ним реформаторские идеи и, проявляя сознательность, если понадобится, жизнь положить на их осуществление.
После того как одна за другой области Вейгарда принялись выражать недовольство, выступая против тирании, Вилл наконец понял, что дело пахнет всенародным бунтом, – все же интуиция, хоть и заторможенная, у него присутствовала. Вилл приказал остановить строительство дорог. Ярость, вызванную неосуществлением грандиозного замысла, он выместил на первом помощнике Лакее Молосте.
Непонимание массами важности задач, стоящих перед королевством, его несколько озадачило. Он наморщил лоб и принялся думать, что бы сделать такого, чтобы по грандиозности это деяние навсегда превратило его в национального героя (вроде погибшего по его вине герцога Бевиньи) и при этом народ не роптал, а остался доволен. Все раздумья приводили его к выводу, что любое крупное начинание требует огромных затрат физических сил, к строительству придется привлечь большое количество рабочих рук, а трудиться на благо короны придворные не хотели, желая существовать лишь в рамках своей профессии.
