— А ты крупный парень.
Эрик взглянул на себя словно со стороны. Походная жизнь закалила его, и он стал гораздо сильнее, чем был в Равенсбурге. Его грудь и плечи бугрились мышцами, словно высеченными резцом скульптора.
— Я всегда был большим для своего возраста, — сказал он.
Когда он снял сапоги, женщина подошла к нему вплотную.
— Сейчас посмотрим, какой ты большой, — сказала она с хрипотцой в голосе и, расстегнув ему пояс, со смехом добавила:
— И вправду большой!
Для своей профессии она была очень нежна. Она не спешила, не смеялась над неловкой и неумелой возней Эрика, когда было нужно, успокаивала его, и даже подарила ему немного ласки. Потом она быстро оделась, но, получив деньги, ушла не сразу, а спросила:
— Как твое имя?
— Эрик, — ответил он, не уверенный, что ему стоит с ней откровенничать.
— Ты, Эрик, дикий мальчишка в теле мужчины. Ты еще встретишь женщину, которая полюбит тебя и твои ласки, но ты всегда должен помнить, как силен ты и как нежна ее плоть.
Эрику стало неловко:
— Тебе было больно?
Она рассмеялась.
— Не то чтобы очень. Но ты был таким.., горячим, что у меня вся спина в синяках. Но это совсем не то, что делали со мной парни, которым нравится бить шлюху.
— Почему ты этим занимаешься? — спросил Эрик.
Женщина пожала плечами, и в темноте этот жест был почти незаметен.
— Мой муж, как и ты, был солдатом. Он погиб пять лет назад. У меня нет ни семьи, ни ремесла. Что еще мне остается?
В ее голосе не было ни вины, ни сожаления. Она повернулась и ушла на поиски следующего клиента. Эрик чувствовал и радость, и опустошенность одновременно. Он понимал, что это продажная любовь, но первый опыт пришелся ему по душе.
***
Через шесть дней вернулись Праджи и Ваджа. Они сразу направились к Кэлису, который сидел у костра.
— Что вы разузнали? — спросил Кэлис.
— Ничего особенно интересного, — сказал Праджи. — Мы зажаты между рекой, грядой холмов на востоке, и двадцатью или двадцатью пятью тысячами мечей на севере — а примерно в пятидесяти милях к югу сосредоточиваются армии Ланады и Махарты.
— Радж Махарты послал свою армию так далеко на север?
— Так говорят, — пожал плечами Праджи, а Ваджа добавил:
— Эта война тянется вот уже десяток с лишним лет. Рано или поздно радж должен был сообразить, что нужно объединяться. Города вдоль реки пали один за другим, потому что каждый надеялся, что его северный сосед будет последней жертвой.
— Что еще? — спросил Кэлис.
— Судя по всему, мы выступим через несколько дней, самое большее, через неделю.
— Вы слышали что-то конкретное? — спросил Кэлис.
К костру тем временем подошли де Лонгвиль и Фостер.
— Конкретного — ничего, — ответил Праджи. — Только слухи и наблюдения.
Ваджа показал рукой на север.
— Там, где сейчас переправа, строится большой мост. Не меньше шести рот саперов и пары сотен рабов трудятся день и ночь.
— Ни один человек с этой стороны не может пройти на север без пропуска, — сказал Праджи.
— И ни один отряд не может покинуть лагерь без письменного приказа, — добавил Ваджа.
— На северной стороне реки, — продолжал Праджи, — сосредоточились те, кто участвует в этой кампании с самого начала, и сааурские ящерицы.
Кэлис с минуту помолчал.
— Выходит, нас скормят стене?
— Похоже, — сказал Праджи.
Эрик повернулся к своим товарищам, которые тоже прислушивались к этому разговору, и прошептал:
— Скормят стене?
Понизив голос, чтобы не услышали офицеры, Бигго пояснил:
— Так говорят о тех, кто начинает штурм, сынок. Тебя «подадут» стене на обед, вот так-то.
Луи сделал жест, как бы перерезая клинком себе горло.
— Из тех, кто первым идет на стену, редко кто выживает, — тихо добавил он, а Кэлис тем временем говорил:
— Придется быть начеку. Но мы должны любой ценой подобраться к этой Изумрудной Королеве и выяснить то, что требуется узнать. И если для того, чтобы доказать свою ценность, нам нужно будет первыми прорваться в ворота или взойти на стену, мы это сделаем. И только получив сведения, ради которых все это затеяно, мы имеем право думать о том, как унести ноги.
Эрик улегся на своем тюфяке, подложив руки под голову, и смотрел на облака, подгоняемые вечерним бризом. Сегодня он заступал в ночной караул, и перед этим следовало бы отдохнуть.
Но при мысли о том, что им предстоит быть на острие атаки при штурме городских стен, мороз пробегал у него по коже, и ни о каком сне не могло быть и речи. Хотя Эрику уже пришлось убить четверых, но он ни разу не был в настоящем бою. И боялся, что первый бой станет для него последним.
От горестных размышлений его оторвал Фостер, который постучал по его сапогу и сказал, что пора заступать на пост. Погруженный в переживания, Эрик не заметил, как село солнце. Он встал, взял меч и щит и со вздохом направился вниз к реке.
Ему казалось смешным стоять в карауле посреди армии, которая мгновенно раздавила бы Кровавых Орлов Кэлиса, если бы ее командованию стало известно об их истинных целях. Но ему приказали идти в караул, и он выполнял приказ.
***
Накор стоял у края толпы и смотрел, как жрец поднимает вверх мертвую овцу. Сааурские воины, те, что были ближе к огню, издали одобрительный вопль
— глубокое горловое шипение, которое разнеслось в ночи подобно хору разъяренных драконов. Этот ритуал был знаком только им, а люди потрясенно взирали на происходящее, и многие сотворили знамения, отпугивающие нечистую силу.
Великое празднование продолжалось, и Накор торопился успеть повсюду. Он многое уже увидел и был одновременно обрадован и испуган: обрадован тем, что обнаружил несколько ключевых элементов той тайны, которые помогли бы Кэлису разработать план дальнейших действий, а испуган тем, что никогда еще не встречал такого количества служителей зла сразу.
Ядром армии были саауры и большой отряд людей, которые называли себя Избранной Стражей. Они носили не только обычные нарукавные повязки изумрудного цвета, но еще и зеленые ленты на голове. От них веяло жестокостью, которую они даже не старались скрывать, наоборот, выставляли ее напоказ: например, Накору встретился один, у кого на шее болталась связка человеческих ушей. В лагере говорили, что Избранные Стражи — самые свирепые, самые опасные и самые отвратительные люди в этой дьявольской армии. Только тот, кто самыми черными делами отличился во многих кампаниях, имел право вступить в их ряды, и ходили слухи, что заключительной процедурой приема служило поедание человеческой плоти.
Накор в этом не сомневался — но, имев удовольствие сталкиваться с каннибалами Сашаканских островов, не сомневался также и в том, что жестокость Избранной Стражи вызвала бы у них отвращение.
