— Я Аллок Линнот, сын короля Трелльвеллина и князь моего народа. Что вы желаете мне сказать, прежде чем я велю своим воинам напасть на ваш лагерь.
— Я Деймут, король Анновра… Этот господин представляет сеньоров Неллы, эти монахи…
— Мы предлагаем заключить перемирие на год, — вставил Велитиан. — К чему терять время, князь? У нас нет сил, чтобы одолеть твое войско, и у тебя не достанет воинов, чтобы одолеть нас. Пусть земля Феллиоста остается за вами в течение года, но и вы не нарушите границ за этот срок.
— Тебя зовут Вель, и ты пришел из Феллиоста, — протянул князь. — Что ж, я не поверю слову того, кто велел поджечь лес… но тебе, пожалуй, мог бы поверить. Ты не участвовал в грязном деле, ты пришел с севера, и не повинен в поджоге.
Вель коротко кивнул.
— Ты оставил мне эту отметку, — Аллок прикоснулся к шраму.
Юный послушник пожал плечами. Он не помнил всех эльфов, которых случилось убить или покалечить, в последние дни их было слишком много.
— Я бы предложил тебе решить дело поединком. Если ты победишь, я соглашусь на перемирие. Если проиграешь — вы убираетесь отсюда, но я не дам слова, что границы останутся неприкосновенны.
— Неравные ставки, — заметил Вель, опуская ладонь на свернутый кнут. — Пообещай, что после моей победы вы очистите южный берег Великой.
— Это будет не слишком рассудительно, князь! — крикнул один из сопровождавших Алллока эльфов.
— Да, это не рассудительно. Надежней, пожалуй, принять твои условия, человек Вель… Добавлю лишь одно условие. Через год ты явишься сюда, один или с войском — неважно, и мы встретимся в поединке… Но ты не король, не сеньор, не важный поп. Кому я поверю на слово, заключая соглашение?
— Я король, — заговорил Деймут, — и я…
— Человек, который поджег лес, не заслуживает доверия, — отрезал Аллок. — Ты, Вель, как мне поверить тебе, скажи?
— Мое полное имя — Велитиан. Я брат императора Алекиана и наследник престола империи. И если судьба позволит мне, через год я буду в Феллиосте, чтобы сразиться с тобой. Хотя, сказать по правде, думаю, что меня прежде убьют.
Сделалось тихо, слышно было лишь шумное дыхание лошадей и хруст выгоревшей травы под копытами.
ГЛАВА 48 Вейвер в Сантлаке
Когда Перк и Метриен заметили друг друга, уже ничто не могло их остановить. Два великана, закованных в сталь, дружно пришпорили коней и вмиг расшвыряли всех, кто оказался на пути — своих и чужих. Их взаимная ненависть рвалась рычанием из-под забрал, а коням словно передался гнев хозяев — гигантские жеребцы хрипели, делая огромные скачки, из-под копыт летели тяжелые пласты земли…
Вот гиганты сблизились и дружно привстали в седлах, занося мечи, потом оружие встретилось в воздухе, высекло искры. Кони плясали под претендентами на престол Сантлака, сталь гремела… а вокруг кипела жестокая сеча. Имперские кавалеристы, обезумевшие от слов чудотворца Когера, рвались напролом, рубили и кололи с таким остервенением, на какое не способен человек в нормальном состоянии. Однако одной отваги оказалось маловато для решительной победы. Нынче имперцам противостояла тяжелая кавалерия, составленная из закаленных бойцов, сантлакские вояки ловко владели оружием, да и численный перевес сегодня был на их стороне. Воины из Ванета и Тилы падали один за другим, хотя и продолжали теснить сантлакское ополчение. Рыцари Перка пятились, смущенные таким яростным напором, но их мечи разили верней, они отступали, они были удивлены, но не напуганы. Чтобы сломить этих разбойников, требовалось нечто большее, чем одна лишь отвага, не подкрепленная силой.
Когер вглядывался в конские зады, мелькающие в облаке пыли, поднятой всадниками, его губы шевелились — быть может, он молился о победе империи, а может, продолжал свою проповедь о ненависти. Коклос подскакал сзади и неумело ткнул монаха кинжалом — клинок вошел между ребер, хлынула кровь. Проповедник не издал ни звука, только качнулся в седле. Зато карлик завизжал, когда горячая алая кровь залила руку. Вереща — больше от страха, чем от ярости — он с натугой выдернул оружие, ударил снова, потом еще и еще. Когер стал заваливаться, Полгнома ткнул пятками лошадку в бока, чтоб сблизиться вплотную, и нанес еще один удар. Лошади под обоими рванулись, убийца и жертва свалились в вытоптанную траву, Коклос заплакал, нащупывая оброненное оружие, ему было очень страшно. Клирик лежал ничком, уткнувшись в окровавленную землю, и Коклос на четвереньках медленно подполз, занес оружие. Снова ударил, снова, снова… потом не хватило сил, чтобы выдернуть оружие из тела Когера, тогда он утер лицо, размазывая слезы и чужую кровь… вытащил из потайного кармана сверточек, стал липкими скользкими пальцами распутывать складки, вытащил булавку с янтарной головкой и прорыдал:
— Гиптис! Гиптис, стручок ты зеленый, слышишь меня? Спасай императора, увози, спрячь, укрой!
Алекиан, привстав в стременах, наблюдал, как гвардейцы спешат за Коклосом, как падают, опрокинутые ударами Керта… Здоровяк вертел дубиной легко, будто чудовищное оружие было сделано из соломы, наносил тяжкие удары обоими концами, окованными сталью, его ткнули копьем, он пошатнулся, но сумел ударить гвардейца в лицо с такой силой, что парня вынесло из седла, и красно-желтый свалился в истоптанную траву в десятке шагов от собственного коня. Дубинка снова завертелась в руках Керта, он успел свалить еще двоих, прежде чем сам рухнул от удара конской грудью…
Когда кинжал Полгнома пронзил рыхлое тело проповедника, Алекиан пошатнулся, будто лезвие вошло в его бок, лицо императора залила смертельная бледность…
Метриен бил с чудовищной силой, его противник понемногу подавался под этим натиском, но Перк если и уступал силой, то совсем немного, а уж бойцами оба были отменными. Когда клинки в очередной раз со скрежетом встретились в воздухе, Перк изловчился, послал коня вперед, и шарахнул Метриена в голову щитом. Метриен пошатнулся, ударил снизу, Перк парировал, и тут мечи не выдержали — с оглушительным хрустом сломались в руках. Метриен, кренясь в седле, взмахнул обломком, и Перк не успел поднять щит — он как раз пытался повторить удар левой рукой. Иззубренный кусок стали вошел в забрало, сминая решетку, ударил Перка в глаз и раздробил переносицу, когда кони качнулись в стороны… Ок-Перк стал заваливаться набок, кровь хлестала из пробитого забрала, Метриен торжествующе взвыл…
Гиптис Изумруд, который находился за спиной Алекиана, заметил, что император странно кренится в седле, и тут расслышал тихий, будто воробьиное чириканье, крик Коклоса — звук шел из ожерелья, упрятанного в складках зеленой мантии чародея. Гиптис вздрогнул, поглядел, как телохранители подхватывают бессильно обвисшего Алекиана под руки с двух сторон, потом лицо колдуна прорезала хищная ухмылка. Он выпростал из рукавов костлявые ладони, стиснул амулет… и выкрикнул короткое заклинание…
