И наверное, не зря таки уже сейчас прочили тому мальцу великое будущее — не догадываясь ни о чём, парнишка принёс не хмельной сок красной лозы, произрастающих на тёплых холмах полуденных берегов. Нет, он принёс тот драгоценный напиток, который эльфы делают из белого сорта винограда… и Тави, налив в низкую широкую чашу парящего на морозце вина, поразилась — Луна, отразившись в маленьком зеркале, не приобрела багрового сияния пролитой крови. Напротив, светило преобразилось в золотисто-серебряное и довольно миленькое зрелище.
— Быстрей, быстрей черти по-новой, милый! — Тави, странно волнуясь, вытянула на ладони чашу и позволила отражению попасть в глаза понурившегося волшебника. — Веди новую линию жизни — через зелёную звезду нашей любви и вот эту, настоящую Луну в эльфском вине, а не небесную лгунью!
Тот вздрогнул и пошевелился. В безумии обречённого и затравленного взгляда блеснула искорка понимания.
— Так вот какую истину в вине имел в виду древний пиит… — Архимаг медленно поднял ладонь, налитую такой силой, что сейчас могла одним неверным движением стереть весь Старнбад не только с лица земли, но и из самой истории, и коснулся своего творения.
Нить судеб ныла и трепетала в пальцах, когда те отцепили её и протянули по-новой. А белая и блистательная Звезда Мореходов просияла ярче, когда прямо от неё пролегла новая тропочка — через сиятельную и замершую в ошеломлении небесную танцовщицу Аль к одиноко и скромно мерцавшей зелёной звёздочке истинной любви. Золотая каёмочка бывшего перстня придавала последней особое очарование…
— Хм, а почему бы и не пофантазировать?
Волшебник издалека, откуда-то чуть не с края небес, вытащил как раз взошедшего Лесного Колдуна, тускло светившего своими слегка будто пыльными искрами, сделал противовесом в своих вычислениях. Коснулся пальцами поверхности в чаше, протёр одиноко и испуганно болтавшуюся там луну. И не обращая никакого внимания на возмущённо трепыхнувшуюся вверху Луну настоящую, провёл главный угол через эту пропитанную винными парами негодницу.
— Хм, а получается довольно миленько, как говорит одна язвительная особа, — с усмешкой заметил он, бросив мимолётный взгляд на замершую и едва дышавшую Тави.
А вот я тебе! Но потом, после… Волшебница с замиранием сердца следила, как преображался мир. Как менялось будущее. Звёзды хоть и неохотно, но откликались. Небесный Охотник разрядил свой неистово сияющий арбалет и даже согласился развлечься пока чем-нибудь другим. При этом он так заинтересованно поглядывал на новую изумрудно-золотистую звёздочку, что тут уже и двух мнений быть не могло. А лунные волки с ворчанием оставили свою покровительницу и неохотно принялись лакать из подставленной дерзкой чародейкой чаши. Носы их брезгливо подёргивались, загривки щетинились — однако, эльфийское вино это вам не какая-нибудь наспех наколдованная кислятина.
Вот, теперь уйдите в свои норы и спите — пусть вам приснится лунный заяц. Жирненький, напитанный светом звёзд и ленивый… Архимаг устало уронил руку.
— Вот и всё.
Тави осторожно опустила уже занемевшую ладонь с вином. Чертёж в небесах неуловимо изменился. Да, по-прежнему отовсюду грозили нешутейные катаклизмы и пропащности — но теперь меж них тут и там зияли хорошо приметные щелочки, куда при известной ловкости вполне можно прошмыгнуть. А великая Кобылица кочевников, напуганная близким соседством с уже убравшимися волками, в исступлении била копытом, и из-под ударов её сыпался неистовый дождь из комет и ещё нерождённых миров.
Волшебница поднесла к губам чашу с напитком, странными, смущающими разум нитями причин и следствий связанную с небесами, и сделала первый глоток. А ничего, хорошему вину звездочётство не повредило.
— Теперь ты, друг мой, — Архимаг безропотно пригубил в этом несомненном символизме всего происходящего.
Из чаши поначалу неслышно выпорхнула золотая с синим стрекоза. Отряхиваясь и сердито жужжа, она деловито поспешила из ладоней в небеса, где уж давно её заждались бескрайние поля. Ведь любовь хоть и расцветает в сердцах горячих и неравнодушных, но зарождается она в обители богов.
Лети, маленькая гулёна — и пусть завтра всё повернётся к лучшему…
Впоследствии Лен оглядывался в прошлое и не раз погружался в глубокие раздумья. Разгульные и страшные дни и ночи, кровавая тризна — других слов он не находил, вспоминая свой путь по возвращении почти что и в родные края. Щедро орошал он чужой кровью родную землю, не жаловал чужаков. Но если кто из женщин и детей вонючих кочевников как-то ухитрялся выжить, тогда другое дело. Он отворачивался и уходил, напоследок сделав рукою многозначительный жест: прочь отсюда, и подальше.
Самое что странное, сомнения или колебания не терзали его ни в малейшей степени. Враг он и есть враг, чего с ним церемониться? Ведь именно здесь и сейчас решалось, кому владеть большим и богатым полночным островом. Зародившейся во тьме невежества цивилизации людей или орде бестолковых кочевников? Или же, быть может, этой земле суждено всегда ощущать на себе могучую поступь орков?
Со степняками оказалось покончено. Не знающие ни письменности, ни наук, испокон веков жившие разбоем и налётами на оседлые народы, они не смогли оказать серьёзного сопротивления, когда ими плотно и всерьёз занялись. Главный их козырь — скорость — оказался бит беспощадно. От колдуна ведь не сбежишь, даже если сумеешь оседлать сам ветер… обращались в кладбища и пепелища стойбища, зарастали тропы, сбивались в беспокойные табуны ообезумевшие лошади и постепенно принимались пастись дикими, как их предки века назад.
И теперь остались на очереди орки. Извечный и грознейший враг, что и говорить. Бывало, как соберутся в набег, так только держись! А вот посмотрим, на что клыкастые годны, коль их кланы самих поодиночке пощупать? Нет, вот этим пощады совсем не будет, слишком уж напакостили в прошлом. Чужие, напрочь чужие. И прочь сомнения!
Побеждай, и ты всегда будешь прав. Правда, Вьюжинка? Потерпи там ещё чуть — если сделаю всё как надо, то… не будем загадывать!
Лен вздрогнул, обнаружив за спиной присутствие полуэльфки, и вздохнул. Оторвал недвижный доселе взгляд от медленно, едва заметно разгоравшегося рассвета. Отчего-то эта неспешность зачаровывала, притягивала взгляд точно так же, как огонь. Нет, даже не так. Пламени присущ торопливый и зажигательный танец — а здесь величественное зелище, тысячелетиями повторяющееся каждое утро, но от того не менее волнующее и каждый раз по-своему волшебное…
— Что, молишься на свои шёлковые алмазы? — насмешливо поинтересовалась Эльфире, приметив как парень торопливо прячет что-то за пазуху.
