Джайал узнал обшитый деревом зал, в котором его отец некогда вершил суд вместе с Рыцарями Жертвенника. Все важные собрания, бывавшие в доме Иллгилла, происходили здесь, и в детстве этот зал внушал Джайалу некоторый трепет. Теперь здесь, как и во всем доме, веяло распадом — двойные двери перекосились, и подгнившие половицы были выломаны во многих местах, так что то и дело приходилось перешагивать через предательские черные дыры. Джайал шел через зал, пересекая его. Ему хорошо помнилось трехстворчатое окно тридцати футов высотой, выходящее на равнину. В окно лился свет заходящей луны. Под окном помещался длинный стол, покрытый толстым слоем пыли с опутанными паутиной канделябрами на каждом конце. Стол окружали стулья с высокими спинками — многие из них, поломанные, валялись на полу. Стул во главе стола, под окном, походил на трон — на нем когда-то сидел отец Джайала.
В двадцати футах над головой по трем стенам зала шла резная галерея, где прежде помещались музыканты. Теперь луна освещала там пустые скамьи. Внизу под резными деревянными балдахинами висели фамильные портреты. Первый из них был написан в то же время, когда построили зал, — много веков назад. Лица предков терялись во мраке, краски с годами потемнели, и головы изображенных походили на черепа. Завоеватели постарались усилить это сходство, лишив Иллгиллов глаз, как и статую Сорона. Жуть ликов с пустыми глазами усугубляло то, что Джайал знал о потайных нишах за каждым из них — там хранился прах сожженных предков. В дальнем конце зала, кроме огромных окон, имелась и дверь — ее мог найти только тот, кто о ней знал, столь искусно она была скрыта среди деревянных панелей, но Джайал в детстве и юности не меньше тысячи раз видел, как отец входит и выходит через нее. Эта дверь вела в кабинет, куда отец приказал Джайалу прийти с ключом.
Джайал постоял в нерешимости, чувствуя, как страх ползет вдоль хребта. Где же люди самозванца?
Потом он ощутил чье-то присутствие сзади, обернулся — и закричал.
* * *
За дверью стоял Фуризель с мертвыми, закатившимися глазами. Крик Джайала, должно быть, нарушил неустойчивое равновесие трупа, и тело рухнуло вперед на молодого Иллгилла.
Джайал отскочил на середину зала, наткнувшись на стол. Труп, упав, поднял клуб пыли с пола. И фигура, сидевшая на высоком стуле Иллгилла, поднялась, взмахнув плащом.
Все замерло в Джайале: и сердце, и дыхание, кишки обратились в лед, ноги — в свинцовые тумбы. Вверху зашуршало, и на галерее встали во весь рост другие фигуры. Следом, по резкому знаку того, кто стоял у трона, открылись панели с портретами предков. Из-за них вышли еще люди с мечами, блиставшими при луне и сиянии Зуба Дракона. Джайала окружило около тридцати противников.
Он метнулся вправо и влево, пользуясь тем, что спина его временно защищена столом. Но там караулило восемь человек, а задние могли в любой момент перескочить через стол.
Джайал сделал выпад Зубом Дракона в сторону ближайшего врага. Тот вскинул меч, отражая удар, потом сверкнула красная вспышка, и раздался вопль: красное сияние пролилось по клинку разбойника в его руку. Он упал и покатился по полу, словно охваченный огнем.
Его товарищ, не смущаясь этим, кинулся па Джайала — тот едва успел отскочить в сторону, и меч разбойника распорол подкладку его плаща. Джайал эфесом отбросил его к столу и пронзил мечом другого врага, бежавшего прямо на острие. Зуб Дракона легко прошел между звеньями кольчуги, и свет на миг озарил грудную клетку изнутри, точно тело разбойника было бумажным фонарем со свечкой, горящей в нем. Глаза пронзенного побелели, и из них повалил пар. Он открыл рот, но оттуда вместо крика вырвался багровый свет. Джайал выдернул меч, и дымящееся тело упало на пол, но миг, затраченный на это, слишком дорого стоил.
Джайал обернулся назад — на стол вскочили двое новых противников, занеся меч над его головой. Но смертельного удара не последовало.
— Стойте! — прогремел чей-то странно знакомый голос, и человек, сидевший на троне, двинулся к Джайалу.
Это наверняка и был самозванец — Джайал мог теперь по крайней мере сразиться с ним самим. Тот, видимо, готовясь к этому, с лязгом извлек меч из ножен. Люди, окружавшие Джайала, отступили, очищая место своему вожаку. Джайал пригнулся, готовый к бою, но человек продолжал идти вперед, держа меч в опущенной руке. Джайал заметил, что правое запястье у него перевязано и что он явно не привык драться левой рукой. Джайал заколебался на миг, не желая убивать беззащитного, но тут же вспомнил, кто такой этот идущий к нему человек, и поднял Зуб Дракона, намереваясь отделить противнику голову от туловища.
Тогда в медном свете меча он впервые увидел лицо своего врага.
Рука Джайала ослабла, и меч со звоном упал на пол позади него. Он закричал бы, если б мог, но все в нем, включая и голос, застыло от ужаса.
В ту долю мгновения, когда его меч готов был опуститься, Джайал увидел перед собой свое собственное лицо обезображенное, словно в кривом зеркале, со шрамом через всю правую половину и вздутием на месте правого глаза.
В памяти Джайала эхом отдались слова, сказанные отцом под конец битвы: «Волшебство, которое может еще навлечь беду на наш дом».
Давнее видение не обмануло его. Перед Джайалом был тот самый, кого он встретил на световом мосту — тот, кто взял на себя его рану. Тот, кто должен был умереть, но не умер.
Двойник подошел к Джайалу вплотную, вперив свой единственный голубой глаз в его лицо. Потом откинул голову и залился смехом — торжествующим, лающим смехом, корчась и перегибаясь пополам.
Люди, окружившие Джайала, схватили его, заломив ему руки за спину, а Двойник все еще содрогался в судорожном хохоте, покуда слеза не выкатилась из его одинокого глаза на изуродованную щеку.
ГЛАВА 29. ИСХОД ИЗ ХРАМА ИССА
Во дворе храма Исса, словно целеустремленные духи, сновали взад-вперед люди, готовясь к отбытию князя Фарана Гатона. Медные ворота отделяли двор от площади, но все, кто был внутри, знали, что ожидает их снаружи. Полусотня храмовой стражи со щитами и булавами построилась перед воротами в двойную колонну. Их маски-черепа и медная броня мерцали в свете костров и красном зареве заходящей луны. Во главе колонны встали четверо музыкантов в тех же масках-черепах, но почти нагие, в одних лишь шкурах на плечах и вокруг бедер. Их инструментами были барабан, маленькая флейта, литавры и коровий рог.
Меж двумя колоннами эскорта стояли большие носилки с четырьмя рабами, уже надевшими на себя сбрую, у каждого из четырех шестов. Это сооружение по форме и размерам походило скорее на лодку, чем на простые носилки. Его нос, выступавший меж двух передних шестов, был изваян в виде змеиной головы — рубины, заменяющие глаза, горели красным огнем в мерцающем свете, а саму голову, как и днище носилок, покрывала металлическая чешуя. Заканчивалось сооружение хвостом торчащим меж задних шестов. В середине, за тканевыми завесами, сидели укрытые от посторонних глаз князь Фаран и Маллиана. Вири, пока шли последние приготовления, стояла снаружи, дрожа от холода и страха.
