правил зала, она вырвет его сердце.
Следующий удар хлыста пришелся поперек первого, и Нона издала свой вызывающий рев, не девичий крик, а что-то глубокое и гортанное, звук, на который она сама не была способна. Еще один удар, и еще. В глубине глаз Нона видела все четыре удара как яркие, пересекающиеся линии. Пятый. Она снова зарычала, чистая угроза, звериная, без всяких сложностей. Колебание перед шестым, как будто она заставила даже Госпожу Меч остановиться.
Седьмой. Руки Ноны вцепились в камень, расшатывая ремни на запястьях и железное кольцо наверху. Восемь. Яркие линии сплелись в единую извивающуюся нить света, горящую алым и золотым поперек ее зрения. Девять. Десять. Нона уже не могла сказать, кричит она или нет: каждая новая линия, которую выжигала в ней металл-ива, перетекала в пылающий путь перед ней, превращаясь в единую веревку, скрученную из всех них. Веревка висела перед ее мысленным взором, обвиваясь и закручиваясь вокруг себя, петли ярких нитей виднелись здесь и там, словно шерстяные ниточки в клубке. Одиннадцать. Двенадцать. Спина Ноны словно расплавилась: она чувствовала, как кровь струится по ее ягодицам, вниз по бедрам, ощущала каждую каплю, как будто это был раскаленный металл, жидкий от нечеловеческого жара горна и кузницы. Но еще сильнее горели глаза ее врагов: Зоул и Шерзал. Ничто другое не имело значения, ни послушница, ни монахиня, ни первосвященник, ни Госпожа Меч, наносящая удары... только глаза ее врагов, отягощенные весом их удовлетворения.
Еще несколько ударов, счет исчез между ними, один удар такой резкий, что она запрокинула голову и открыла глаза. Стена перед руками была поцарапана, темные линии выделялись на бледном камне — глубокие и заполненные тенями щели в известняке, там, где в стену врезались когти ее ярости. Ее тайна раскрыта. Тело Ноны ударилось о стену, и ярость достигла нового накала, прогоняя все следы боли. Единственный путь, сплетенный из нитей дюжины и более ударов, внезапно обрел новую конфигурацию, превратился в узор, заполнивший ее взор: одинокая линия, проходящая через жесткие углы, угол, угол, еще один угол, поверхность, наполненная прямоугольниками, пространство, наполненное блоками, нарисованными одной яркой линией. Стена.
Еще один удар пришелся точно в цель, и, зарычав, Нона бросилась на Путь. Она ступила на него... и наполнилась. В одно мгновение Путь хлынул сквозь нее. Ужасный и удивительный потенциал побежал по венам, заполнил каждую пустоту, стал давить изнутри на глаза, запел в каждой кости, разрывая и поглощая, потек кровью из пор. Страх разрушения не отпугнул Нону от Пути — она погналась бы за такой чудесной судьбой хоть на край света. Скорее, сам Путь хотел выскользнуть из-под нее, живой и извивающийся, сворачивающий в сторону, когда она пыталась сделать следующий шаг. В каком-то сложном месте с дюжиной подъемов и сотней спусков, Нона потеряла равновесие и, споткнувшись, вернулась в этот мир.
Металл-ива ударила ее. Она услышала ее треск. Треск прошел сквозь нее, сквозь руки, прижатые к стене, глубоко проник в узор углов, прямоугольников и блоков. На один удар сердца в зале воцарилась новая тишина, и в этой тишине задрожали стены. В следующий удар сердца камень перед ней начал раскалываться с таким шумом, словно наступил конец света, и рухнул.
— Вставай. — Сильная рука сомкнулась вокруг запястья Ноны, потянув ее вверх и в сторону. Другая ее рука, все еще привязанная к первой, тоже поднялась. Куски разбитого известняка посыпались с нее, когда она выпрямилась. Ее ноги нашли землю, и она наткнулась на Сестру Сало, больно ударившись о неровный камень. Поверхность стены разлетелась вдребезги на глубину четырех или пяти дюймов в нескольких ярдах в поперечнике. Железное кольцо болталось на ремнях, все еще связывавших запястья Ноны, его штырь застрял в куске битого камня размером не больше ее ладони.
Сестры Сало и Роза завернули Нону в простыню. Послушницы смотрели на них, бледные от пыли, которая теперь оседала в другом конце зала.
— Я понесу ее. — Сестра Роза потянулась к Ноне, как тогда, когда та лежала, пораженная стрелой, на второй неделе.
— Нет. — Нона сплюнула кровь на песок. Ее спина болела так, словно в нее вонзились тысячи обжигающих крючков, каждый из которых был натянут на веревки, тянувшие в разных направлениях. — Я пойду пешком.
Она вышла из зала, опустив голову и опустив глаза на песок, ступая старушечьими шагами, а Сестра Роза следовала за ней по пятам. Она остановилась только один раз, когда проходила мимо Зоул, стоявшей в шеренге послушниц. По-прежнему не поднимая головы, она повернула лицо и посмотрела на девочку единственным еще не заплывшим глазом. Она не произнесла ни слова, только обнажила зубы в алой усмешке и двинулась дальше. У Зоул было лицо, на котором, казалось, ничего нельзя было прочесть, но, как бы ни была глубока вера девочки в себя, в ее темных глазах мелькнуло сомнение, когда Нона улыбнулась.
Нона прошла через главные двери и скрылась из виду. Лед-ветер схватил ее секундой позже, и Сестра Роза оказалась проворнее, чем выглядела, подхватив Нону прежде, чем та упала на землю.
Глава 27
Какие бы травы ни перемалывала Сестра Роза, какие бы отвратительные куски отвратительных животных она ни извлекала и ни очищала, ничто, казалось, не могло заглушить боль от рваных ран Ноны так хорошо, как отвлечение внимания. Как жаль, что санаторий был, возможно, самой скучной частью монастыря, и не предлагал ничего интереснее окна в маленький сад.
Нона многое бы отдала за компанию. Остальные четыре кровати оставались пустыми, и вскоре она дошла до того, что находила разумным столкнуть кого-то вниз по лестнице, чтобы заполнить одну из них.
Первой посетительницей, которую приняла Нона, была Сестра Колесо, и даже это оказалось приятным развлечением. До этого она лежала на боку, глядя в окно, пока бок не становился слишком онемевшим и Сестра Роза не переворачивала ее, после чего Нона смотрела на стену.
— Не задерживайся, Колесо, — сказала Сестра Роза в спину Сестре Колесо, когда более маленькая женщина протискивалась мимо ее внушительного тела. — И не волнуй ее.
Сестра Колесо,
