Скоро все участники перебрались на плоты и распределились согласно своим наклонностям. Королева и Гайфье перво-наперво перекусили в беседке. Гайфье не уставал дивиться аппетиту своей хрупкой, изящной, как девочка, жены: эльфийская дама кушала всегда изрядно. «Глядя, как вы откусываете от яблока сразу половину, я начинаю понимать – что такое преизбыточность жизни в Эльсион Лакар», – говорил Гайфье. Королева, в зависимости от настроения, то обижалась от подобных речей, то, напротив, весело и даже чуть польщенно смеялась.
Музыка заполняла огромное пространство между скалами, она витала над рекой, исчезая вдали, там, где широкая лента реки обрывалась водопадом, и приглушенно шумела снизу, на камнях. Где-то среди красновато-коричневых скал имелась и та, на которую когда-то упали Гайфье и королева, но ни он, ни она не могли бы сейчас отличить ее среди множества других, и им казалось, что вся эта величественная местность принадлежит их любви.
Танцы начались почти сразу после прибытия придворных. Среди юных фрейлин имелись неутомимые красавицы, готовые плясать во всякое время дня и ночи, была бы музыка. В иных случаях они даже обходились без кавалеров, довольствуясь несуществующими партнерами, коих обнимали в воздухе без всякой печали по их отсутствию.
Ближе к полудню составился общий бал, захвативший решительно всех, даже нескольких пожилых кавалеров и дам с красными щеками и носами – эти помнили еще предыдущее правление. Их пригласили из уважения к их неистощимому жизнелюбию, и теперь они потихоньку выпивали в самой отдаленной из беседок. Королева и консорт возглавляли танец. Музыка гремела торжественно и громко, как будто сопутствовала не увеселению, а по меньшей мере мощной атаке на какого-нибудь неопасного, но многочисленного врага.
Воздух наполнился мириадами бабочек, которых наловили заранее и держали в клетках для того, чтобы выпустить в нужный момент. Тысячи разноцветных крыльев трепетали перед глазами, сыпали пыльцу на волосы, задевали уши и обнаженные плечи, скользили по шеям, оставляя пестрые следы. Некоторые погибли в водах, и река медленно понесла их вперед, туда, где солнечные блики сливались с роскошными трупиками и поглощали их. Однако большинство бабочек благополучно перелетело через реку и покрыло кусты на берегу, так что издали казалось, будто на ветках расцвели весьма странные живые цветы.
Чуть позже общий бал рассыпался на множество отдельных танцев, а желающие вернулись к своему уединению. В лодках, наполненных цветами, восседали фрейлины, непременно желавшие покататься, и услужливые кавалеры брались за весла, чтобы двинуться с дамой вдоль всего плота, пока натянувшийся канат не позовет обратно, домой.
В вазах увядали фрукты, их сладкий грустный аромат привлекал пчел, что, в свою очередь, вызывало визги и махания ручек. Вино наполнялось солнцем и богатело с каждой минутой.
Королева и Гайфье, держась за руки, сидели в беседке и смотрели на реку и отражающиеся в ней скалы.
Они долго молчали, а потом Гайфье сказал:
– Я счастлив.
Праздник протекал величаво и размеренно, во всем уподобляясь реке, на которой он был устроен. Взрывы громкого смеха, шум веселья, игра на раздевание, которую затеяли фрейлины с кавалерами, и прочие забавы – все это тонуло в великолепии ослепительного синего дня.
Перемена произошла внезапно, и поначалу никто не понял, что это именно перемена, а не очередная затея веселящихся придворных. От общей конструкции оторвалась небольшая секция, и течение понесло ее по реке. Дамы, находившиеся там, сперва даже не заметили случившегося. Они продолжали смеяться и кушать сладкий лед, как вдруг одна вскрикнула:
– Нас оторвало!
Они растерянно огляделись по сторонам и увидели, что большой плот на натянутых, точно мускулистые руки, канатах находится уже очень далеко от них. Со стороны очень хорошо видно было, как красиво там все устроено, как много всего было придумано и сооружено для праздника. Музыка звучала совсем близко: если бы звук был веревкой, девушки схватились бы за нее и дотянули бы свой беспомощный плот до общей площадки.
– Помогите! – крикнула одна, встав во весь рост и повернувшись лицом к удаляющемуся плоту.
Шум водопада, поначалу негромкий, приближался с каждым мгновением.
Фрейлины переглянулись. Одна из них схватилась руками за голову и завизжала. Остальные растерянно смотрели на нее, и каждая думала: «Может быть, и мне стоит?..»
Визг расслышали на плоту. Стало видно, как там бегают люди, как отвязывают лодки.
– Не успеют, – тихо проговорила старшая из девушек. Она сказала это деловито, как будто сама руководила операцией по спасению.
Та, что визжала, уставилась на нее ненавидящими глазами.
– Как ты можешь! – крикнула она. – Как ты можешь! Ты что, радуешься? Ты-то умеешь летать!
– Это называется левитация, – поправила фрейлина. Она подняла голову, но никаких лунных лучей не увидела. Вечер приближался, однако до восхода лун оставалось еще много времени.
Третья взяла подругу за руку.
– Нужно попробовать, – сказала она.
– Но мы их не видим, – возразила первая.
– Нас ведь учили…
Они знали, что не сумеют найти лунные лучи для того, чтобы подняться. Разве что случится какое-нибудь чудо и они захватят нужный луч по случайности.
Водопад уже ревел. Оставалось совсем недолго. Крохотные лодочки изо всех сил поспешали по реке. Со стороны их отчаянные потуги догнать несущийся по стремнине плот выглядели просто потешными.
Скалы смыкались над головами фрейлин. Красота и величие пейзажа, назойливый крик незримого водопада, крохотные радуги – предвестницы скорой смерти, пролетавшие по воздуху, – все это странно завораживало девушек.
– Моя сестра умерла родами, – вдруг сказала самая младшая, та, что визжала. Теперь ее голос звучал задумчиво. – Среди крови, вони, под рыдания. И еще мертвый ребенок. – Она огляделась по сторонам и вздохнула. – Так – лучше.
И тут другая девушка, та, что все время смотрела на лодочки, вдруг взлетела. Она повисла в воздухе, и плот проплыл под ее качающимися ступнями, как бы выскальзывая у нее из-под ног.
– Сюда! – крикнула она подругам. – Скорей!
Но сколько оставшиеся на плоту девушки ни пытались поймать незримый луч, у них ничего не получалось. Висящая в воздухе девушка закрыла глаза, стараясь вспомнить все, чему учили ее в Академии Коммарши. Как легко было подниматься над землей во время ночных дворцовых праздников! Лунные лучи хорошо были видны в темном воздухе. Для того чтобы придворные, не слишком опытные в искусстве левитации, не теряли луч, королева распоряжалась распылять вокруг цветную пыльцу, и лунные полосы, желтые и синие, были различимы так отчетливо, словно их нарисовали краской на холсте.
