Казалось странным, что он бросил нанимателей только из-за разговоров. Но рыбоеды славятся вниманием к мелочам. Часто оказываются правы, Тарджи припомнил историю, как поймали они на поверхности глубоководную рыбину и перепугались. Тут же одни на море в лодках вышли с семьями, другие вглубь суши ушли. А потом случилось землетрясение, и обрушилась огромная волна, смела селение начисто. Зато люди уцелели — волна в море мелкая была, только возле берега выросла, бывает и такое.
— Каким заклинанием становится на прямую тропу и открывать переходы, я подслушал, — продолжал Фанир. — И чуять тропы научился. Кроме того, они подолгу звезду переходов разглядывали. Не знаю, зачем — наизусть учили, что ли. Но я пару раз увидел, и понял, как она строится, а названия миров заучивать мне необязательно. Самое главное: разглядел, как еще можно попасть домой. Дождался, когда до нужной тропы доберемся, и по ней — пусть догоняют, если дурни. Если умные, по следам к судну вернулись, а там через мир мелей домой — они путь меж мелями зарисовали. А я перешел в мир, где сплошь соляная пустыня, его быстро прошел — прямыми тропами пересохших рек. Они там удобно сливались. И уже сюда попал — далеко на западе. Месяц уже иду, где тропами, где так приходится. Цветов здешних наелся, сухарей мало осталось. Сюда и целился, чтобы к Горькой выйти. Пришел, а тут вы. А чего вы тут? Что-то с переходами? Я же знаю, что на юг отсюда еще один переход к Горькой есть, причем к верховьям, где Вольница.
Тильх кивнул:
— Да, с переходами… неизвестно что, — и рассказал.
Фанир прищурился, быстро потер подбородок. И спросил:
— А тут другие переходы не закрывали? Колдовством, так, чтобы начисто?
— Да, — подавшись вперед, протянул Тильх, — в мир стальных черепах и дикий мир. Всадники перекрыли — наши враги…
Фанир схватил свою котомку, быстро вытащил и развернул свиток. Нарисованная от руки звезда переходов — нечто вроде карты, по которой можно путешествовать между мирами. Тильх склонился над бумагой:
— Наш переход — этот? Тогда закрыты этот, этот, эти, пожалуй, тоже.
— Все сходится! — радостно взмахнул руками Фанир. — Это плавающий переход! — и заводил пальцем по звезде: — Смотри: переходы сами по себе неустойчивы. Они поддерживают друг друга в равновесии, чтобы переход все время в одно и то же место вел, надо, чтобы были открыты хотя бы два соседних. Или соседний и противоположный — на самом деле он тоже соседний, противоположный на рисунке только. А здесь, смотри, все заткрыты, кроме одного. Получается, что уже не к верховьям Горькой ведет, а к условным переходам… Какие ближайшие большие реки? Холодный Поток, Колдунья, Большая… ну, этот уже в море. Только нужно правильно читать заклинание — называть в конце условный переход, который нужен.
— Холодный Поток? — переспросил Тильх. — Это… в Холодной Степи?!
— Не, ниже, в империи уже.
Шанай медленно встал. Похоже, сам этого не заметил.
Тильх взъерошил волосы:
— Так просто… Почему я сам не понял?!
— А я тоже не сам понял. Подслушал, как те меднолицие обсуждали устойчивость переходов. Что никакой мир начисто закрыться не может — либо переходы не закроются, либо откроются новые.
Поднялась суета. Имперские дворяне собирались, строились, прощались. Тарджи обсудил с другими советниками, куда лучше отправляться их бойцам — в империю или к побережникам. Орас рассудил:
— С Горькой далеко до Степи, но и с Холодного Потока не ближе. С империей ненадежно — могут и не выпустить. А побережники точно не выпустят… голодными!
Не нравилось Тарджи, что войско разделяется. Но дворян можно не пустить в империю только силой, а вольников туда и силой не загонишь. Алмазники и свои морские конники тоже хотели домой, а, если отправятся в империю, могут снова на войну в другие миры попасть.
Куда-то делись оба колдуна. Едва их начали искать, как сами явились на тяжело дышащих конях.
— Я был в родном мире! — радостно сообщил Тильх. — Все сошлось! Работает!
Фанир самодовольно и весело усмехался.
— Предупреждать надо! — рассердился Тарджи.
— Но я же вернулся.
Тарджи хотел перемолвиться с Тильхом наедине и подговорил вольников, чтобы отвлекли Фанира. Начал:
— Тут много говорилось про коварство побережников. Что они фальшивого служителя всех богов подсунули, что переход к верховьям Горькой закрыли. А вдруг они и рыбоеда как-то подсунули? Не слишком ли нам с ним повезло? И, раз он сам, на ходу додумался про плавающий переход, то неужели колдуны побережников не могли? Хотя, тогда выходит, что он не сам додумался.
— Почему бы им просто не сказать?
— Дворяне не поверили бы.
— Может быть и так. Но… я хочу домой. И… не знаю, может быть Фанира действительно… подсунули. Может быть, действительно было задумано коварство. Но получилось только к лучшему.
Рес очнулся, осознал, что он не Тарджи. И со стоном взялся за голову. Навалились воспоминания: кровь, брызнувшая в глаза из пробитой палашом груди ополченца в Союзе Срединных Земель, хрипы истыканной костяными пиками лошади в мире огненных цветов, разрубленные пополам крестьяне на острове Желтый Лист… Боль, кровь, смерть. И ужас, которого Тарджи не испытывал.
Рес пришел в себя от руки Леск на лице. Ответил на вопрос в ее глазах:
— Получилось. Прямо в командующего войском вселился. О-ох…
— У него была черная душа? — предположила Леск. Она смотрела сочувственно, даже жалостливо, но спокойно. Видимо, с тенью и душой Реса все в порядке.
— Нет, вроде не черная. Скорее… Он из ледовиков был, и как будто замороженный! Там война шла, каждый день убивали. И этот Тарджи тоже убивал, его кровью заливало. А ему все равно. Обычное дело, как хозяйке рыбу потрошить! Не до конца все равно, но так, досада легкая. Если своего убьют или ранят, а чужих вообще не жалко. И не в том дело, что привык, с самого начала такой был. А еще он ничего не боялся. Как будто все равно ему, жить или умереть. Он не боялся и не чувствовал, а теперь мне приходится. Как за Квираса думать. Если говорить про чистоту души, то — серая она у него была. Я тебе скажу, что от таких, как этот Тарджи, больше горя, чем от настоящих злодеев. Те хоть понимают, что души свои чернят, а это просто делает, что скажут, и все равно ему.
— А что он делал?
— На чужой земле воевал. Убивал. И если бы воинов, а то по большей части ополченцев, считай — мирных людей. И потом сутулых этих… И я опять ничего не узнал!
— Даже от командующего армией?!
— Он командующим стал, потому что никого главнее не осталось, перебили всех. И это в другом мире, и враги все переходы позакрывали. Колдовством.
