- Прости, Льявалла, - смущенно произнес Грин. - Я совсем другое имел в виду. Не хотел, чтобы ты, - юноша замешкался, подбирая слова, но затем вдруг просто поднял глаза и грустно улыбнулся.
- Пострадала из-за тебя, как остальные, - догадалась Льявалла и голос ее смягчился. - В том, что произошло, твоей вины нет. Все будет хорошо.
Эскритка медленно приблизилась к юноше и взяла его за руку. От ее тонкой ладони исходили волны нежности и тепла. Прикосновение Льяваллы было настолько приятным, что Грин в этот момент отвлекся от тревожных забот и, как будто, успокоившись, нашел в себе силы улыбнуться.
- Если останешься один, скачи навстречу рассвету, - проговорила девушка, - не сворачивай и не оглядывайся. Помни темные никогда не оставят тебя в покое и неизменно будут следовать по пятам. Опережай их, научись сжигать за собой мосты и прощать зло, ибо только свободный человек сможет победить угренов. Следуй этим правилам и однажды наступит день, когда ты проснешься и поймешь, что вера твоя стала сильнее и больше нечего бояться и не от кого бежать, кроме себя.
- Поскорее бы он наступил, - тяжело вздохнул Грин, проверяя на месте ли цветок, - а то каждый новый день приносит лишь неприятности и все становится только хуже. Не знаю как ты, а я чувствую себя как пойманная муха под стаканом.
- Ты устал бежать, - промолвила эскритка, с тревогой всматриваясь в посеревшее лицо юноши. - Многие люди на твоем месте давно бы сдались, но ты держишься молодцом. Я знаю, как тебе хочется вернуться домой к родным и близким, чтобы все было как прежде, но останавливаться и впадать в уныние нельзя. Некоторые вещи уходят безвозвратно, смирись с этим. Не нужно отчаянно цепляться за прошлое, может статься, занимаясь этим, ты лишь потеряешь настоящее. Когда-нибудь мы все вернемся в родные дома, но такими как прежде уже не будем.
Льявалла взяла поводья Нивьен и, сделав несколько шагов вниз, обернулась.
- Потерпи немного, впереди остался последний рывок, и мы выберемся из этой ловушки.
Друзья начали осторожно спускаться к подножью взгорья, увлекая за собой спотыкающихся и постоянно норовящих скатиться вниз лошадей. Вскоре между коричневых стволов показались уходящие в низину покатые склоны. В этом месте заросли служившие Грину и Льявалле надежным прикрытием заканчивались. Прячась за деревьями и кустарниками, они сошли чуть ниже к опушке, после чего обратили свои взоры в сторону тракта.
Не более чем в трех сотнях метров от них посреди ущелья в самом разгаре кипела кровавая бойня. С изумлением и смятением взирали защитники, как на усеянной трупами земле сошлись в яростной схватке зесмеры верхом на сумеречных львах и черные рыцари. Всадники с ожесточением кололи друг друга длинными копьями, рубили мечами, обрушивали сокрушающие удары молотами, кистенями и кирками. Вывалившись из седла, многие тут же погибали под тяжестью копыт или вражеский копий, но были и те, кто продолжал биться на земле. В пылу сражения, обезумевшие от ужаса, кони вставали на дыбы, стараясь отогнать от себя закованных в броню приземистых львов, которые устрашали врагов грозным рыком и взмахами когтистых лап.
Всадников зесмеров было не меньше тысячи, черных рыцарей вдвое меньше, но выглядели они куда внушительней. Наездники на сумеречных львах уступали не только в росте и телосложении, но и в броне: кольчуги и открытые шлемы с гребнями не шли ни в какое сравнение с заколдованными латами их противников. Численный перевес позволял зесмерским воинам наседать на вражеские фланги, мешая противнику завладеть ситуацией. Постоянная угроза попасть в окружение не давала черным свободно маневрировать и перейти в наступление. Несмотря на первые успехи, разрыв в количестве бойцов неотвратимо сокращался. Каждую секунду та и другая сторона несла потери, но зесмеры умирали чаще. Бой на глазах защитников разворачивался столь стремительно, что казалось будто волны нахлестывают друг на друга унося жизни, оказавшихся на гребнях всадников.
Грин впервые видел столько сражающихся солдат сразу и, хотя они с Льяваллой находились далеко от места битвы, лязг железа, крики и звериные голоса доносились до их слуха также отчетливо, как и громкие стенания раненых, от которых леденела кровь в жилах, и бросало в дрожь. Это поражающее воображение зрелище было совсем не похоже на живописные картины битв, которые он представлял, читая рыцарские романы или играя дома в солдатиков. Всем своим естеством он ощущал, как над местом битвы бледным саваном нависает смерть. В диком хаосе все смешалось в безобразную массу из копошащихся ратников, скакунов и железа. Внезапно Грину вспомнились безликие исчадия, напавшие на отряд в подземелье.
Тем временем, со стороны зесмеров отделилась группа всадников и, разогнавшись, нанесла таранный удар в правый фланг ощетинившихся копьями рыцарей. Возглавлял отряд зесмер, чей ездовой лев был не в пример крупнее остальных, а доспехи и оружие богаче. В этот раз отчаянная атака не разбилась о черные щиты как прежде; в рядах латников образовалась небольшая брешь, в которую тут же устремились их враги.
- Скорей! - воскликнул Грин, вскакивая с места и увлекая за собой эскритку. - Сейчас или никогда!
Выбежав на опушку, защитники спешно оседлали лошадей и, помчались галопом в сторону реки. Когда, съехав в низину, они достигли Великого тракта, до Медвежьего моста оставалось не больше километра. К счастью, их стремительное появление осталось незамеченным; казалось еще чуть-чуть и все злоключения останутся позади. В лицо хлестал переменчивый северный ветер, по сторонам проносились зеленые предгорья Серебряных гор; желанная цель с каждой минутой становилась ближе. Стали видны расположенные по бокам въезда на мост каменные изваяния медведей, которые поднялись на задние лапы и угрожающе воздели передние. Гигантские по своим размерам скульптуры на постаментах изображали духа лесов - Войдберра, который издревле почитался как символ Кейпшира.
Мост был сложен из больших каменных блоков серого цвета, что обычно использовались при строительстве замков и крепостей. Его длина достигала полукилометра, но ширина оставляла желать лучшего. В ряд по нему могли проехать всего четыре всадника, что не мешало в лихие годы переправлять с одного берега на другой целые армии.
С волнением вглядываясь вдаль, Грин вдруг заметил одиноко стоящего коня без седока и привязи. От созерцания этой картины его отвлек тревожный оклик Льяваллы. Округлившиеся от ужаса глаза девушки лучше самых красноречивых слов сообщили ему, что пора готовиться к худшему. Не успели они перекинуться и парой фраз, как Грин увидел все сам. На каменном бортике при въезде на мост, словно неподвижная статуя сидел горбун в черном балахоне. Опираясь на изогнутый посох, он терпеливо поджидал защитников, не поворачивая в их сторону головы и как будто ничего не замечая.
