— Как видите, — подхватил второй стряпчий. — Наш клиент страдает глубоким душевным расстройством и не может нести ответственность за содеянное. Сразу же после освобождения, он будет помещен в монастырь для душевнобольных.
— После освобождения? — зловеще переспросил Мадьягар.
— Разумеется. Вот ходатайство заместителя главы Острожной Гильдии королевства… узнаете подпись?
Мадьягар взглянул.
— У вас на все найдутся нужные бумажки с подписями, верно? — сквозь зубы процедил он, сжимая кулаки.
Стряпчие-вампиры одновременно улыбнулись, блеснув клыками.
— Хорх, — выдавил начальник тюрьмы, обращаясь к троллю. — Отопри камеру с лепреконом!
Один из столичных гостей, не проронивший по время разговора ни слова, открыл рот.
— Благодарю, почтеннейший, — добродушно промолвил гость. — Одно удовольствие было с вами побеседовать. Редко встретишь такого умного и понятливого человека, как вы!
Куксон явственно услышал, как Мадьягар скрипнул зубами.
…Дожидаться освобождения лепрекона-фальшивомонетчика Куксон не стал. При разговоре Мадьягара и посетителей он присутствовал, почтение свое столичным гостям засвидетельствовал — так чего еще?
Гоблин попрощался со всеми и вышел на тюремный двор. Падал снег, мягкие крупные хлопья ложились на булыжники, на крыши сторожевых башен. Куксон постоял немного, глядя на низкое серое небо, на летевший снег, на высокие ели за тюремной стеной.
Три дня прошло, а, кажется, вся жизнь за это время промелькнула!
Что ж, можно было возвращаться в Ведомство, в свой уютный кабинет, к письменному столу, заваленному папками, к неспешным долгим разговорам с посетителями, ну, и еще кое к чему.
Но Куксон постоял-постоял и решительно двинулся через тюремный двор, направляясь к Южному крылу.
Оставалось у него еще одно, последнее дело.
Самое важное.
… Возле входа повстречался знакомый тролль-надзиратель.
— Это… с зимними праздниками вас, почтенный Куксон!
— И тебя тоже, Грух, — кивнул гоблин. — Заглядывал я к начальнику Мадьягару по важному дельцу… слышал, наверное, про столичных гостей?
— Ну, это… слышал, конечно, — хмыкнул тролль, бренча связкой ключей. — Мы, надзиратели, как увидели стряпчих из вампиров, так и поняли: плохо дело! Это…отдавать лепрекона придется!
— Так и есть, — сказал гоблин. — Освободили его.
Тролль огорченно поцокал языком.
— Жаль, жаль… теперь долго ждать, пока еще кто-нибудь сбежать надумает!
— М-да, — неопределенно проговорил Куксон и вынул из кармана узкий синий конверт с серебряной печатью. — Кстати, Грукх, вот тебе приглашение на парадный обед Караульной Гильдии. Мы, гоблины, всегда слово держим, не то что некоторые…
Он посмотрел на физиономию тролля и решил насчет «некоторых» не уточнять.
— Так это… — Грукх от радости на мгновение дар речи потерял. — Мне? На парадный обед?!
— Тебе, тебе. Ты уж меня не поведи, помни о приличиях, не посрами тролльское племя!
— Так я это… не посрамлю! — горячо заверил сияющий тролль.
— Вот и хорошо, — гоблин перевел разговор на другое. — Мне, знаешь, в Южное крыло на минутку зайти надо. Камера триста двадцать пять, узник раньше в нашей Гильдии состоял, — пояснил он. — Бедняга надеялся, что перед праздниками дело его пересмотрят и наказание смягчат, да только не вышло. И раз уж я все равно здесь, так, пожалуй, сообщу ему печальную весть!
Тролль-надзиратель бережно спрятал конверт в карман и сдвинул брови, припоминая.
— Камера триста двадцать пять? Так это… кто ж там сидит-то? А, этот…
Он пожал могучими плечами.
— Вы, почтенный Куксон, конечно, можете его проведать, только это… того… без толку все это. Ему уже все равно.
— Почему же?
Тролль развел руками.
— Со вчерашнего дня овладело им безумие! Весь день метался по темнице, как взбесившийся грифон, рычал и того… решетки выломать пытался! Кричал что-то…
— Что кричал? — быстро спросил гоблин.
— Так это… я уж не помню! Что-то про обман, про заклятья, про магию… он ведь бывший маг, говорят. Такой тарарам учинил! Ну, мы, того… вразумить его пытались, — тролль погладил дубинку, висевшую на поясе. — Сначала по-хорошему, а потом, после того, как он надзирателю Карраху глаза выцарапать попытался, пришлось и по-плохому.
Тролль многозначительно повел бровями.
— Это самое…в таких случаях его милость Мадьяраг одобряет применение тролльской магии, — сообщил он. — С буйными узниками иначе нельзя. А мы еще и бурубуру в камеру вызвали… и того… развлеклись на славу!
Гоблин Куксон невольно содрогнулся.
— Колдунов?! Э… да. Так, говоришь, арестант сошел с ума?
— Это, почтенный Куксон, часто бывает. Сидит, сидит человек в каменном мешке — и того… помрачится рассудком!
— И… что?
Тролль побренчал ключами.
— Ну, это самое… переведем его завтра в подземные камеры, где все буйнопомешанные сидят — да и дело с концом. Там он… того… долго не протянет!
Куксон стащил с головы колпак, вытер пот со лба.
— Ясно…
Он надел колпак.
— Но я все равно хотел бы… по правилам Гильдии полагается!
Тролль препятствовать не стал.
— Так это… пожалуйста! Могу сопроводить, если желаете?
От сопровождения гоблин Куксон отказался.
С бьющимся сердцем вошел он под своды галереи, прошел вдоль ряда зарешеченных дверей и остановился возле камеры с выжженной над дверью змеей, ожидая, когда узник его заметит.
Долго ждать не пришлось.
Арестант неслышными шагами приблизился к решетке.
— Куксон, — негромко проговорил он.
Гоблин вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
— Набрался смелости прийти ко мне?
От тихого знакомого голоса по спине гоблина поползли мурашки. Куксон взглянул на арестанта, как две капли воды похожего на Синджея: тот же голос, та же внешность… вот только глаза…
Глаза были черными, как ночь.
— Пришел проверить? Боишься, что ваш обман раскроется? Что я расскажу, кто я на самом деле?
— Тебе никто не поверит! — выпалил гоблин.
Хотел еще кое-что добавить, но запнулся: арестант не сводил с него черных бездонных глаза.
— Иллюзия продержится около месяца, а за это время арестанту из камеры триста двадцать пять придет конец: хоглены не могут существовать без человеческого мяса! Вот так-то!
— Человеческого мяса здесь хоть отбавляй, — заметил арестант.
— Тролли и колдуны бурубуру всегда начеку! Ты ни до кого не сможешь дотянуться!
Арестант подошел ближе и ухватился за прутья решетки.
